Роксана Чёрная - Нефритовый жезл (СИ)

Наклонившись, он легонько куснул её в плечо и прошептал:

— Ах ты, маленькая шалунья.

Гермионе так не терпелось оказаться поближе к нему, что она с удвоенной скоростью задергала молнию у него на ширинке, напрочь забыв о том, что она волшебница и может применить магию. Спустив с него штаны и боксеры, она сильно сдавила освободившийся член, чувствуя рукой, как он пульсирует.

То, как Гарри Поттер прошипел фамилию — «Грейнджер», — должно было вызвать у Гермионы яростную дрожь, но сейчас она ощущала лишь одно: чистое, неразбавленное желание. Он до конца задрал ей юбку и повалил на стол. Прежде чем она успела сказать хотя бы слово, он схватился за ее лодыжку, взял в руку член и, подавшись вперед, вонзил его до самого основания.

У неё даже не осталось сил, чтобы ужаснуться собственному громкому стону, — ничего лучше она в жизни не испытывала — просто запредельно прекрасно. Идеальное соотношение нежности и грубости.

— В чем дело? — прошипел он сквозь стиснутые зубы, резко двигая бедрами и глубоко всаживая свой природный меч. — Тебя никогда раньше так не трахали? Ты не была бы такой неприступной фифой, если бы тебя оттрахали как следует.

Какого дракла он о себе возомнил?

И почему её так заводило то, что он прав? Один-единственный опыт вряд ли можно было назвать удачным, да и вообще как-то называть.

— Бывало и получше, — уколола она, прохрипев слово между резкими рывками.

Он рассмеялся, тихо и язвительно.

— Посмотри на меня.

— Нет.

Она уже почти добралась до вершины наслаждения, но тут он резко остановился и сделал шаг назад.

Неужели он так её и оставит?

Нет.

Схватив за руки, он рывком поднял Гермиону со стола. Его губы прижались к её рту, язык ласкал небо и зубы.

— Посмотри на меня, — повторил он сдавленно.

И теперь, когда он больше не был в ней, она наконец-то смогла это сделать. Поттер медленно моргнул. Длинные темные ресницы коснулись щек. А затем он сказал:

— Попроси меня, чтобы я дал тебе кончить.

Неверный тон. Это прозвучало почти как вопрос, но слова выдавали его, чертова подонка, с головой. Гермиона хотела, чтобы он дал ей кончить. Больше всего на свете. Но будь она проклята, если когда-нибудь о чем-то попросит его, не после того, что он сделал перед битвой и после нее, не после пятилетнего молчания, не после этих отвратительных девяти месяцев.

Презрительно сощурив глаза, она процедила:

— Мистер Поттер, вы настоящий говнюк, — так она часто называла его в школе.

Судя по его улыбке, именно этого он и добивался. Ее так и подмывало вогнать колено ему в пах, но тогда она бы не получила то, чего хотела гораздо больше.

— Скажите «пожалуйста», мисс Грейнджер.

— Пожалуйста, иди и оттрахай себя в зад.

Через пару секунд её грудь оказалась прижата к холодному окну. Разница температур между ледяным стеклом и его кожей заставила Гермиону вскрикнуть. Она вся горела и каждой клеточкой своего тела жаждала его грубого прикосновения.

— По крайней мере, ты упрямо стоишь на своем, — прорычал он, куснув ее за плечо.

Затем он практически пнул её по лодыжкам.

— Раздвинь ноги.

Она так и сделала. Без малейших колебаний он притянул к себе ее бедра и снова резко вошел.

— Любишь холод? — толчок.

— Да, — толчок.

— Грязная, извращенная девчонка, — толчок. — Тебе нравится, когда на тебя смотрят, да? — промурлыкал он, прикусывая мочку её уха. — Тебе нравится, что весь Лондон может посмотреть сюда и увидеть, как тебя трахают? Ты сейчас балдеешь от того, что твои симпатичные сиськи прижаты к стеклу.

— Заткнись, ты все портишь, — еще резкое движение.

Но это было неправдой. Совсем нет. Его хриплый голос творил со Гермионой странные вещи.

Однако он лишь рассмеялся ей в ухо. И, возможно, заметил, как от этого звука у неё по спине пробежала дрожь.

— Хочешь, чтобы они увидели, как ты кончаешь? — он заработал бедрами сильнее, еще быстрее.

Гермиона лишь застонала. Слова не складывались, и каждый толчок его бедер все сильней прижимал ее к стеклу.

— Скажи это. Хочешь кончить, мисс Грейнджер? Ответь мне, или я остановлюсь и заставлю тебя опуститься на колени, — прошипел он, с каждым движением все глубже и глубже вгоняя член.

Та часть Гермионы, что его ненавидела, растворялась, как крупицы сахара на языке, зато другая, которой хотелось взять все, что он мог дать, разрасталась, горячая и нетерпеливая.

— Просто скажи мне, — его голос уже походил на рычание.

Наклонившись вперед, он сжал губами мочку её уха, а потом сильно куснул.