Алина Углицкая - Отчаянная

- Двадцать три. Будет. Через три месяца.

Брюнетка только головой покачала.

- Ну, а попала-то как сюда? Ты ж не из нашенских, я же вижу. Говоришь чисто, и зубы все целые.

Вспоминать не хотелось. Кира шмыгнула носом, чувствуя, как в груди все сжимается. Но ее глаза остались сухими. Все слезы, что у нее были, она уже выплакала. На это ушли последние десять лет. Больше слез не осталось.

- Да по глупости, - пробормотала она в сторону. - Не тому поверила.

- Что ж, и такое бывает, - брюнетка, вставая, похлопала ее по плечу. - Ладно, не хочешь рассказывать - не рассказывай. Здесь у каждой своя история.

Да, она не хотела. И почувствовала невольное облегчение, когда сердобольная женщина оставила ее в одиночестве.

Кира запрещала себе думать о прошлом, запрещала его вспоминать. И уж тем более она не собиралась делиться им с совершенно незнакомыми людьми, с которыми ее столкнули случайные обстоятельства.

Это было две недели назад.

С той самой ночи Кира не спала. Она панически боялась заснуть, лежала в своем углу и таращилась в темноту, пока не наступало «условное утро», и автоматика не врубала освещение. Несколько раз она слышала, как кто-то приходил извне, лязгая металлической дверью. А потом раздавалось пыхтение и возня. Видимо, экипаж транспортера еще днем высматривал себе хорошеньких арестанток, чтобы ночью безнаказанно попользоваться ими. Да и сами пленницы, судя по вздохам, были не прочь.

Но Киру больше не трогали.

За это время ее кожа покрылась корочкой грязи, волосы слиплись и теперь висели сосульками, а тюремная роба пропиталась пóтом и липла к спине. Все тело чесалось. Голова тоже. Кира была уверена, что нахваталась не только вшей, а и кое-чего похуже. Чего именно - думать не хотелось, но дурацкие мысли навязчиво лезли в голову. Особенно по ночам.

Желудок, не привыкший к протеиновым пайкам, постоянно болел. Безумно хотелось есть, спать и помыться. Или все то же самое, но в другой последовательности.

На четырнадцатый день гул, шедший из реакторного отсека, изменился. Это означало, что транспортер включил дополнительные двигатели для торможения. А еще это означало конец перелета.

Они прибыли в пункт назначения.

День назад

Ллур, галактика Эреброс

Так называемых «невест» доставили днем, когда тусклое солнце только-только начало подниматься над верхушками скал.

Грузовой транспортер с ободранной на боках изоляцией, сквозь которую поблескивал металл обшивки, завис над Ллуром, не входя в атмосферу. Старая развалюха просто не выдержала бы перегрузок, если бы попыталась это проделать.

Сообщение о прибытии пришло на приемный пункт космопорта как раз в тот момент, когда там находился Хорган.

- Вовремя, - он отложил в сторону документы, которые занимали его последние полчаса, и посмотрел на барометр. Минус тридцать - обычная температура для этого времени суток и года. Потом обернулся к помощнику: - Рубан, отправь за ними аэрогриф и организуй встречу. И постарайся, чтобы на космодроме в это время никто не ошивался.

Последнюю фразу командор произнес с особым нажимом.

- Боитесь беспорядков, сэр? - понятливо хмыкнул Гарт Рубан, набрасывая на плечи меховую куртку.

- Боюсь, прибытие этих дам взбудоражит и без того беспокойные умы наших друзей. К тому же вряд ли нам прислали выпускниц пансиона для благородных девиц. Так что для всех будет лучше, если первая встреча пройдет под строгим контролем. Действуй, как договаривались. В шесть часов вечера все должны быть в ратуше.

- А вы?

- Что - «вы»? - Хорган нахмурился, уже понимая, какой вопрос последует дальше.

- Ну... вы будете участвовать в...

- Нет, - он резко оборвал помощника. - Вы получили приказ? Выполняйте.

- Слушаюсь, сэр! - Рубан машинально вытянулся в струну. Он знал, если Хорган начал к нему обращаться на «Вы» - значит, командор явно не в духе.

Через секунду за Гартом захлопнулась дверь.

Когда шаги помощника растаяли в тишине, Хорган откинулся на спинку кресла и поднял тяжелый взгляд к потолку. Его зубы сжались, издав тихий скрип, и на темных от снежного загара щеках заиграли упрямые желваки. Охваченный внезапным раздражением, он не заметил, как его пальцы с силой сдавили подлокотники кресла, пока не услышал едва различимый хруст.

Рубан не виноват. Он же не знал, что бередит старую рану. Хорган тщательно охранял собственные секреты и прошлое, в котором они таились. Он был уверен, что надежно похоронил всех призраков, и они никогда не придут, чтобы мстить...