Владимир Сергиенко: Приключения Мери

– Теперь насаживай свой аппетитный задик на мой член, – приказал он.

Мери нагнулась вперёд, облокотившись на мусорный бак. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой уязвимой, как сейчас. Кончик его члена потерся о нежные влажные складки.

– Немного приподнимись. Хорошо. Стой так.

Голос полицейского чуть дрожал, но сохранял властный тон, от которого по спине Мери пробежали мурашки. Его властные пальцы обхватили нежные округлости её ягодиц, понуждая их раскрыться ему навстречу.

– Шире! – приказал он.

– Да, сэр, – покорно откликнулась она, умирая от наслаждения.

– Ты должна мне повиноваться!

– Да, сэр.

Мери зажмурилась от удовольствия, ощутив, как упругий член раздвигает складки и проникает в неё, заполняя собой пустоту. Плавным скользящим движением он проник на всю глубину.

– О да! – прошептала она и сунула руку между своих ног.

В тот же миг полицейский схватил её за запястье.

– Ты должна ублажать меня, а не себя, – хрипло прорычал он.

Мери послушалась, а он проник ещё глубже, словно стрела, пущенная прямо в цель. Он достиг точки, от прикосновения к которой наслаждение становится почти невыносимым.

– О да! – снова прошептала Мери.

– Да… а что дальше? – хрипло спросил полицейский.

– Да, сэр! – отозвалась Мери.

– Так-то лучше.

Он сжал её бедра и застонал, отдаваясь древнему ритму.

– Так лучше… лучше… ещё лучше…

Мери говорить не могла, она просто плыла по волнам экстаза. Каждый новый толчок творил с ней новое чудо. Полицейский ускорил ритм, звонко ударяясь бёдрами о её ягодицы. Крышка бака, на которой сидела Мери с грохотом зашкрябала по кирпичной стене, повторяя такт Стивса и оглушая тихое пространство переулка. Но этих двоих ничего не смущало. Из груди Мери вырвался стон. Обеими руками она вцепилась в мусорный бак, чувствуя, что должна хоть за что-то держаться, иначе её унесёт ураганом. Полицейский двигался всё быстрее, и Мери чувствовала, что вершина приближается. Ближе, ближе… Вот она! Его ритм стал безумным, бёдра взмокли от пота. Вот… вот… Да-а-а! Мир Мери взорвался ослепительным светом, яркими цветами и невероятными ощущениями. Невероятными! Мери блаженно застонала, а в следующий миг Стивс тоже вскрикнул и излился, содрогаясь и трепеща во влажных глубинах её естества.

Он отодвинулся, тяжело дыша. Пошарил в кармане и, бросив несколько купюр на асфальт, отправился к машине. Мери поежилась в приятной судороге. Где-то поблизости мяукнул кот.

Мери вышла на улицу. Чёрные тени деревьев, подающие на асфальт в свете фонарей, рассекали проезжую часть длинными линиями. Мери никогда не понимала их предназначения в этом мире, но наблюдать за ними любила. Она села на тротуар, широко раскинув ноги, и закурила сигарету. Рядом валялся кем-то недоеденный гамбургер, который оккупировала одинокая муха и хаотично ползала по нему, словно не верила счастью. Мери усмехнулась. Клубы испускаемого дыма сейчас были особенно хорошо видны, извиваясь прозрачной пеленой в тёмном небе. И всё казалось вполне привычно, как и всегда. Ночь, тени, клиенты, сигаретный дым и мысли об Антонио тоже были частью её жизни.

«Где он сейчас? – задумалась она, вспомнив Антонио. Возможно, вернулся в отель, а меня там нет»

Мери глотнула ещё немного табачного дыма и выкинула сигарету. Скрежет автомобильных тормозов пронзил мирное движение дороги. Колёса оставили след на асфальте, перечеркнув тени деревьев, и девушка от неожиданности вздрогнула.

– Плачу десять баксов, если дашь потрогать свою звезду! – послышался голос из открытого окна автомобиля.

Мери запрыгнула на передние сиденье. Мужчина, сидевший рядом, глубоко вдохнул, принюхиваясь, и довольно улыбнулся, ударив ногой в педаль газа.

– Мы далеко?

– Нет, – ответил он, и уже через пару кварталов свернул к парку, притормозив. – Мне хочется прижаться лицом к открытому колодцу твоего лона, – сказал он.

Мери чуть поднялась, задрав платье, и приспустила трусики, открывая ему полный доступ к своей нежной плоти.

Мужчина упал лицом между её ног и снова глубоко вдохнул, вкушая все ароматы тела.

– От тебя пахнет морем, заводью между скал, где мне случалось бродить в детстве. Ты как флакон, благоухающий сандаловым деревом и хмелем, флакон, что я мечтаю откупорить. Ты твёрдая и спелая, сложная смесь из запахов сеновала на скотном дворе и ладана, курящегося перед изображением мадонны. Ты – ладан и мирр, горькие братья аромата смерти и веры. Когда из тебя вытекает кровь, запахи, что знаю я, меняют цвет. В такие дни в твоей душе – железо. Ты пахнешь пистолетом. Ты на взводе, и вот-вот выстрелишь. На тебе запах жертвы. Кончая тонкой струйкой белого дыма, что пахнет селитрой, ты уничтожаешь меня. После такого расстрела я жажду лишь одного – ощущать последние содрогания твоей страсти, передающиеся от самого нутра до кончиков того, что врачи называют обонятельными нервами.