Дмитрий Вечер - Музыкант

Когда мне исполнилось шестнадцать лет, в страну нескончаемым потоком хлынули импортные сигареты и бухло. Сначала это были ликеры и коньяк «Наполеон»… Ах, да! Еще брэнди «Сленчив Бряг». «Солнечный Берег». Польское или болгарское, не помню… Это для бедных подростков и бичей… Крутые пацаны бухали «Наполеон», а своим телкам покупали оранжевый, зеленый или кислотно-голубой ликер… Все три напитка были полный остой, особенно на вкус. Мы давились ими и думали о том, какие же придурки эти иностранцы, что пьют подобное говно! Это мы так считали… На самом деле, Европа сливала русским все то, что не употребляла сама и не знала куда девать… Дальше – больше! Все это пойло начали подделывать народные умельцы. Превращая в еще более жестокую хрень. От которой даже можно было копыта откинуть. Но власть имела свой интерес и плевала на то, как будущие новые русские заколачивают начальный капитал.

В один прекрасный день в продаже появился спирт. С волшебными, ласкающими слух брэндами: «Моцарт», «Бетховен»… И конечно «Рояль»… Который вообще был «наше все». Неизвестный заграничный бизнесмен наверное долго ржал, придумывая названия для этилового спирта… Ну какой «Моцарт»? … Какой «Бетховен»? … Но они продавались… В изящных литровых бутылках. И уносили крыши русского народа куда-то вдаль.

«Рояль» был офигенной темой. Литровый пузырь разводился на пять бутылок водки. Хрен его знает, что это вообще был за спирт? Одни говорили, что на этикетке черным по белому написано: «Для протирки особо точных изделий.» Другие утверждали, что это кондитерский спирт… Так или иначе, он был относительно дешев, а по качеству не уступал многому из того паленого дерьма с наклейками «Звездатая Водка», которое ящиками сливали в бездонные русские глотки. И уж тем более, лучше технаря, который продавали в каждом дворе по пять рублей чекушка. Люди дохли пачками от отравления подобной хренотой. А от «Рояля» никто не дох. Если только с перепоя… Очень скоро выяснилась забавная вещь. У спирта оказалась вторая волна. Его нужно было обязательно «недопивать». То есть останавливаться до наступления солидной стадии опьянения. Потому что, через какое-то время, приходила вторая волна, и алкоголь врывался в башню снова, догоняя до кондиции. А если идти обычным путем и пить, пока не будет реально зашибись, вторая волна накатывала так мощно, что валила с ног, вырубая незадачливого алко-рейсера на самой вершине эйфории.

Очень часто в роли счастливого трупа, пропустившего вторую волну, выступал ваш покорный слуга. Ну не было у меня «культуры пития»… И каждый раз, садясь за стол, ломящийся от спирта, я клялся, что вот сегодня все будет окей, и я не продинамлю эту мерзкую «вторую»… И не буду ВАЛЯТЬСЯ В ПЕРЕХОДАХ ПОДЗЕМНЫХ СТАНЦИЙ не только в песне Шурика, но и в реальной жизни… Хотелось как лучше, а получалось как всегда.

Жанна была немного младше меня… Кареглазая… Жгучая брюнетка с роскошными волосами. Она их подкрашивала слегка в каштан. И всегда одну прядь заплетала в косичку около лица. Она говорила, что у нее в жилах много всякой крови, но цыганская – точно есть! И всплеснув руками добавляла: «У меня нет отца! Я незаконная дочь!» Отец у нее конечно был – райкомовский чиновник. Мать с ним не жила, была его любовницей. К тому времени они уже расстались. Мать запретила Жанне упоминать имя отца. Резную доску с его портретом отдала дочери кататься с горки… Ну а чего она ждала? Что он на ней женится? Охрененный бонза?

Жанна жила в пяти минутах ходьбы от нашего подвала. И однажды кто-то привел ее к нам. Я увидел ее – и был сражен наповал! Она меня зацепила… Не знаю чем… Она была такая свободная! Независимая… Мы познакомились на пьянке у Волосатого, где Шурик трахал Таню. Потом он трахнул танину подругу. Таня трахнула Волосатого… И только Жанна никому не дала… Мы оказались в одной постели. Она лежала, я прилег рядом с ней и хотел… Понятно, что я хотел! Она сказала: «Хрен тебе! Я буду кусать!» Я протянул ей ладонь: «Кусай!» И она укусила… Прямо до мяса. И не отпускала… Сучка… Я лежал и молча терпел. Минут через пять она разжала зубы… Я обнял ее – она лежала ко мне спиной, так мы с ней и уснули обнявшись… Романтика…

В ту ночь я снял с ее запястья феньку. Плоский обруч, обтянутый черной кожей… Она пыталась вернуть, кусалась, таскала меня за волосы, но я не отдал. Жанна сказала, что не отпустит мой хайр. Так мы и шли с ней по улице! Я с фенькой, она – с моим хайром в руке. Прохожие оглядывались… Она смеялась! Ну как было не влюбиться в нее? Дикое цыганское чудо.