А-Викинг - Долгий сон

Или Ольгерте только казался он самым большим и самым старым? Да разве в этом дело… Она его почему-то совсем не боялась — с самого первого дня. Глаза у него были… Ну, умные, что ли. И насчет слов сейчас вспомнилось лишнего — наверное, он своей оравой вообще без слов командовал. Только глянет, как даже до Свенельда или Вильмира доходит без повторений. Если что не так — по башке влупит — аж шлем торчком! Гы…

Вот тебе и гы… Вон он, почти напротив, чуть слева — насупился мрачным филином, глаза в тарель. Кулаки тяжеленные побелели, но смолчал. Не встал, даже не приподнялся, когда Вольда уложила. Молча глядел, когда Свенельд левого махальщика приложил, а средний брат (он и есть Вильмир, кажется) младшего поднимать начал.

Потом, так же молча, в глаза Ольгерты своими мрачными гляделками из-под бровей уперся: зачем? Зачем так обиде6ла парня? Не могла по морде? Или разучилась? Или не умела? Или самая недотрога тут? Или еще что?

Искрами вопросы, один за одним. Опустила глаза. Не успевала сообразить и ответить. Эх, Епифан бы подсказал, а тут…

Вдруг вскинула голову:

— Епифан?

Мелькнуло решение. Выпрямилась, тоже глазами показала Грунду — отойдем?

Тот чуть было не усмехнулся, потом понял, что и в мыслях девка вызова не держит. Встал, почти не напрягаясь, столешницу на стыке раздвинул, вперед шагнул. Заворчали было справа-слева сидевшие, чьи тарели да кубки вперемешку пошли, однако негромко. Уйдет Грунд, уведет своих сынков вместе с этой чужой дикой кошкой — все тише будет. Свадьбой займемся, а не их разборками…

Налива-а-ай!

Воздвигся Грунд над Ольгертой — даже плечи ссутулив, на две головы выше. Но она так спокойно взгляд встретила, что со стороны казалось — равные ростом говорить будут.

— Свенельд мой названный брат.

Тот молча согласился:

— Значит, остальные твои сыновья тоже мои братья?

Снова согласие.

— Ну тогда… тогда я наказала брата, а ты… Ты накажи меня, как их сестру и свою дочь.

Наконец-то и ответный звук сквозь бородищу пробился:

— Твоя правда.

Подумал, пошевелил плечами, Свенельду кивнул — мол, кто ближе сажени к сестре подойдет, кончай на хрен! А Ольгерте уже не мрачно, а деловито сказал:

— Вечером приду… Гм… Дочь.

Мотнул тяжелой умной башкой, бороду помял в кулаке и снова к столу. На пол-шаге остановился, гулко хмыкнул:

— А ты и вправду — непростая! Но я приду. Слово сказано!

Мрачно горбатился за длинным столом ярл Хникунд. Даже внешне похож был на Одина — в давние времена потерянным глазом, а уж по мудрости и того более!.. Или так казалось другим ярлам, сгрудившимся по всем сторонам большого, шестиугольного стола? Да и как не славить мудрость Хникунда — ему уж шестой десяток пошел! За такие-то древние годы как мудрости не набраться… Если б не он, тут бы уже с десяток раз передрались, а пока всего две стычки и было — Ангборд по старой памяти по уху Свиру заехал, а Гротт из Кривого фиорда ровно бы ненароком ногу Волду подставил. Тот кэ-ээк хряп мордой в спину Брисгамну! Га-а-а!!!

До серьезной беседы, ради которой собрались, дело уже почти подошло. Осталось всего пара бочонков пива и пол-бочонка привозного, фряжского, сладкого, будто для девок, вина. Остальные Хникунд выставлять не велел — с одной стороны, этим мордобородым хоть по бочке в каждого влей, а с другой стороны, когда пиво из ушей плещется, мозги совсем никуда. И так мозгов у половины нет, одни шлемы… — усмехнулся сам себе.

Но есть и другая половина, чьи внимательные глаза, острый ум и привычку пить поменьше, а слушать побольше, он знал уже не первый день. Вон, слева, только лишь усы в кружку макает Свеборг-Рваное ухо, чуть дальше — с легкой рыжинкой борода Олафа-Смолы, еще дальше, у входа, (чтобы даже тут, на совете ярлов, за спиной никого не случилось!) — вечно мрачный, с бегающими глазами Хьельнир…

Оторвавшись от кружки, мрачно рыгнул Свеборг. Почесал за разрубленным ухом, пытливо вгляделся в лицо Хникунда: — мол, пора говорить, чего звал. Ткнул в бок не на шутку разоравшегося соседа, потом другого. Поняв его, неторопливо начали наводить порядок и другие ярлы: те, что потрезвее да посообразительнее. Не прошло и получаса, как пьяное и сытое стадо превратилось в то, чего и добивался Хникунд: мутноватое, но вроде как внимательное собрание боевых ярлов.

— Неспокойно ныне в Асгарде. — Коротко, раздельно и почти негромко сказал Хникунд. Но в наступившей тишине, трезвея, его услышали все. Переварили, переглядываясь, потом кто-то неуверенно высказал общее, обалделое недоумение: