Велиар Архипов: Эротические страницы из жизни Фролова

‒ Ты знаешь, что с тобой? ‒ тихо спросил он.

‒ Я очень хочу тебя… ‒ ответила она сразу, без паузы ‒ так, будто держала эти слова во рту несколько дней, и теперь, наконец, освободилась от них.

‒ Я не об этом…

‒ Об этом. Я безумно тебя хочу…

Она была так слаба, что еле ворочала языком.

Чтобы услышать биение ее сердца, ему пришлось высоко оттиснуть грудь и очень тесно прижаться к грудной клетке. А потом замереть, прислушиваясь. Оно оказалось слабым и частым. Биение сердца жены и дочери он ощущает, едва приложив ладонь к груди…

Зачем он согласился лечь без ее мужа? Вдруг ей станет совсем плохо ‒ что он тогда будет делать? Кричать во все горло?

‒ Можно, я позову Валю? ‒ спросил он ее.

Она, видимо, поняла его мысли и согласно кивнула. Указала глазами на тумбочку, где лежала пластмассовая фиговина, напоминающая дистанционный пульт к телевизору. Прошептала:

‒ Первая кнопка.

Он нажал указанную ею кнопку и через несколько секунд в дверях показалась голова ее мужа. Она сделала жест на банкетку и тот сразу подчинился ‒ подошел и сел. Потом как бы спохватился, вышел, но через минуту вернулся. Подправил над ними простыню и только тогда сел на свое место. Виктор лежал спиной у нему и не стал поворачиваться ‒ он был уверен, что Валентин понял, зачем его сюда пригласили.

А Флора от присутствия мужа будто начала просыпаться.

Чуть приподняла голову, приглашая подложить под нее руку. Виктор так и сделал. Положила свою ладонь на другую его руку, лежащую на ее груди, стала гладить и приглашать к соску. И он аккуратно взял пальцами сосок, который тут же напрягся и встал торчком. Он даже как бы почувствовал искринки, уколовшие подушечки его пальцев. И переместил руку на ближнюю грудь, где все повторилось точно так же. А когда вернулся снова к левой, та показалась ему уже как бы набухшей и более упругой. А сосковое поле резко сократилось и покрылось плотными мелкими бугорками. И ему даже почудилось, что он почувствовал сквозь нее далекий сердечный бой, ‒ он опустил ладонь ниже и удивился, действительно услышав бойкие сердечные толчки. Показал свое удивление глазами и они оба улыбнулись друг в друга. Потянулся к ней губами, прикоснулся к подбородку, а затем к кончику носа. Ей стало от этого щекотно и он прогладил ее нос своей щекою. Но, видимо, только усилил щекотку ‒ она вытащила руку из-под простыни и стала сама тереть свой нос. "Наверное, слово щекотка происходит от слова щека, ‒ подумал вдруг он, ‒ или наоборот". А она в это время перенесла руку на его затылок, притягивая его к себе и открывая навстречу свои губы. Он взял их в свои ‒ очень осторожно ‒ тут же отпустил и снова взял, потом отдельно верхнюю и затем нижнюю, придавливая и разминая своими, а она от этих движений как бы совсем сомлела, и все пыталась прижать его голову к себе еще теснее, но ее рука была так слаба, что он скорее угадал, чем почувствовал это, а когда угадал ‒ откликнулся, и поцеловал ее настоящим поцелуем, от которого она протяжно и сладко заныла…

Самка. Сладкая и нежная человеческая самка, ‒ вдруг снова, как в прошлый раз, пронеслось в его голове. Чарующая и возбуждающая похотью. Притягивающая к себе, словно магнитом. Зовущая в себя, влекущая в себя, ожидающая в себя…

Ее веки мелко задрожали, как будто она услышала его мысль и соглашалась с нею.

А его рука сама по себе снялась с груди, поволоклась по ее животу, опустилась в разинутую промежность и обняла ладонью мягкие, сильно выпуклые губы ‒ удивляюще горячие и приятно шуршащие тонкими волосинками.

О чем, интересно, думает сейчас Валентин? Он ведь видит все это… Ну и пусть думает. Он уже видел. Тогда, в ту злополучную пятницу. Но почему он не может ее вспомнить? Совершено забыл ее ту. Только это безобразно нелепое шептание о прелестях Иринки. Какие-то соки, витамины… И совершенно забыл ее внутренность… А ведь она тоже сидела на нем. И впускала при этом в свою задницу еще чей-то член ‒ может мужнин, может Жанчика или Славика…

Странно ‒ он сейчас совсем не чувствовал отвращения от воспоминания того вечера. Ни к кому из тогда присутствовавших. Даже обиды за Иринку не чувствовал. Только никак не мог вспомнить Флору… какая она внутри… И вообще. Она была сейчас совсем другая. Настолько притягательная, что он уже не сомневался, что воспользуется ею. Несмотря на ее болезнь. Несмотря на ее слабость. А может быть, именно поэтому.

А вдруг она заразная? Вдруг у нее СПИД? Она же долбаная в задницу ‒ говорят, именно так он чаще всего и передается. Надо потребовать у Валентина презерватив. Тот, банутовый.