Олег Болтогаев: Яблочный сок

Мы приехали на летнюю практику.

Мы — это орава студентов второго и четвертого курса.

Нас — много. Человек сто двадцать, не меньше.

Ехали мы долго. До Ростова электричкой.

Потом — теплоходом, вверх по Дону. Ночью.

Донская станица со смешным названием Семикаракоры.

Не спутать бы с садами Семирамиды.

Мы приехали под утро. Было еще совсем темно. Несмотря на то, что на теплоходе спиртное не продавали, а наши поводыри-аспиранты следили за нами во все глаза, Коваленок все равно где-то сильно укушался.

Поэтому он не только не вязал лыка, но и не смог идти.

В итоге мы с Коляном вели его под руки. От дебаркадера до места предполагаемых трудовых подвигов. Не буду утверждать, что при этом ноги Коваленка делали две борозды, но вести его было тяжело, так как он перебирал ногами гораздо реже, чем следовало бы.

Нас привели к длинному одноэтажному бараку, выяснилось, что здесь мы и будем жить полтора месяца. Барак был разделен на несколько помещений. Пока шла перекличка, мы с Коляном решили отдохнуть и поставили Коваленка лицом к стене. Так он и стоял, упершись руками в стенку и покачиваясь. Он страдал. А может, ему было хорошо.

Кто знает?

Когда назвали его фамилию, он не прореагировал.

Я сказал за него: «Здесь!»

Сошло.

Когда перекличка закончилась, нас завели в «спальню», и мы ахнули.

Все тридцать коек были аккуратно заправлены.

Что за добрые феи сделали это?

Мы немного покемарили.

Потом наступило утро, и нас снова построили и повели.

Станица Семикаракоры довольно большая, но мы этого не чувствуем, поскольку живем на самом краю. За окнами нашего барака чистое поле.

Вокруг сплошные тополя и их ближайшие родственники — осины.

Местность — ровная, как стол. Никаких излишеств. Донская степь.

Огромный консервный комбинат. «Наш комбинат — второй в Европе». Я всегда удивлялся, почему все наши примечательности — вторые в Европе? Никогда не узнаешь, где же первые? Примеры? Пожалуйста, наш городской парк — второй в Европе. Неизвестно, правда, в какой номинации.

И лишь наши девушки, наши красавицы, конечно же, первые в Европе. Потому что их у нас на факультете мало. Штук двадцать, не больше. Поэтому они у нас гордые. Ходят, как павы, всем видом показывая, что нам, серым и сирым, до них, как до луны пешком.

Мы с этим совершенно согласны и влачим жалкую роль пажей. Наши дамы думали, что здесь, в донских степях, мы будем петь им серенады. И мы так думали. Еще бы. Нас сто, а их двадцать.

Насеренадимся…

Каким же было наше удивление, когда выяснилось, что на комбинате мы будем не одни, с нами почти сто девушек из Воронежа и Мичуринска.

Мичуринск — это тот, что прежде назывался Козлов. Вспоминаю, где слышал это название. Ах, да! Это же бунинские места. «Жизнь Арсеньева», которую я недавно прочел. Вот откуда я знаю про этот городок.

Девушки живут в том же бараке, что и мы, только у них быт более налажен. Ясное дело, так и должно быть, они девушки, у них больше проблем. Мы с интересом рассматриваем наших прекрасных соседок.

Они тоже приехали на практику, причем здесь их основная специальность. Девушки учатся на последних курсах в каких-то пишевкусовых техникумах.

Оказалось, что это они заправили нам кровати. Конечно, им велели это сделать. Но мы почему-то разволновались. Потому что в этом было не только что-то трогательное, но и какой-то полунамек.

Наша работа не имеет права называться практикой. Это просто отработка.

Кто мы? С точки зрения плодоовощного технолога мы — никто. Дармовая сила. Поэтому мы — грузчики. Мы — мойщики. Мы носим сок, таскаем овощи. Мы всюду, где ничего не платят, мы там, где тяжелая, неприятная работа.

Но мы молоды, а потому в любых обстоятельствах найдем место для радостей жизни. Привет тебе, ночная смена! Здравствуй, трактор для перевозки сока! Привет тебе, горячий автоклав! Эту темную ночь мы проведем вместе.

А тебя, пресс для выдавливания яблочного сока, мы уважаем больше всех.

Мы — это Сашка, Колян и я.

А Коваленок с Жекой попали в холодильник. На улице жарко и они, с угару, подумали, что в холодильнике прохладно. Но тетка велела им надеть валенки, фуфайку и шапку-ушанку. Они все храбрились и не хотели так экипироваться. Мы ржали. Через десять минут наши парни, как ошпаренные, выскочили из холодильника. Оказалось, что там минус восемнадцать. Ни фига себе!

А на улице плюс тридцать три.