Андрей Корф - Эротический этюд №№ 35-41

– Так это вы меня забрызгали? – спросила она, глядя на него с любопытством, как на диковинное чудовище.

– Я, – он попытался улыбнуться. – Простите, ради Бога. Там яма была, их же не видно под водой. Вот я и въехал, со всеми вытекающими последствиями.

– Это вы… меня… забрызгали? – снова спросила она, чувствуя, что от знаменитого благоразумия не осталось и следа.

– Да. Я… – сказал он и виновато понурил голову.

Она изо всех сил треснула его кулаком по затылку. Он опешил, схватился за голову и засмеялся.

– Пойдемте, вы замерзнете, – сказал он.

Она заплакала, прикрывая грудь локтями. Он набросил ей на плечи свой пиджак и повел ее в машину. Щелкнула дверь, она оказалась в теплом салоне и вдруг почувствовала, что на нее никто больше не смотрит. Даже хозяин машины смотрел на руль, боясь покоситься в ее сторону.

Между тем, возбуждение не думало проходить. Ей пришлось взять себя в руки, чтобы спокойно назвать адрес собственного дома, где ее ждал Мэл на стене и запасная одежда в шкафу. Странно, но ей хотелось только сбросить грязное и мокрое. Надеть взамен что-либо теплое и сухое не хотелось. А хотелось остаться совершенно голой, а дальше видно будет.

Незнакомец, унизивший и растоптавший ее чудесный день, вел себя тише воды и ниже травы. Только его глаза – острые, живые, которые она видела в зеркальце салона, не вязались с молчанием.

Он великолепно вел машину. Несмотря на казус с лужей, чувствовалось, что это – профессионал, каких поискать. Москва неслась мимо, не успевая заглянуть в окна машины, и девочка была этому рада.

Тишина каталась по салону, как пустая бутылка. Он включил музыку, но Она сразу подобралась, как пружина, и Он вернул тишину на место.

Потом Москва за окнами остановилась, и Она увидела из окон свой подъезд. Она выскочила из машины, громко хлопнув дверью вместо прощания, и умчалась к себе на пятый этаж, прыгая через три ступеньки.

Еще на бегу, она почувствовала, как рвется наружу возбуждение. Едва успев открыть дверь, она бросилась в туалет и, сидя, срывала с себя одежду, пока бесконечная струя била в пасть удивленного унитаза.

Потом она бросилась в комнату, голая, рухнула в кресло и, расставив ноги широко, как только могла, схватила себя руками за грудь и пах. Глаза впились в портрет на стене, но с неожиданной ненавистью разглядели только пыль на глянцевой бумаге, иностранные слова, бессмысленное чужое лицо…

Машина стояла там, где и должна была стоять. Конечно, Он никуда не уехал, иначе и быть не могло. Он курил и покачивал головой в такт неслышной отсюда музыке.

Она подскочила к двери, распахнула ее и с треском захлопнула за собой. На сей раз, она уселась впереди, на «сиденье смертников», и по ее лицу было сразу видно, что о ремнях безопасности сейчас лучше не заикаться.

Он все понял, молча кивнул и завел двигатель. Музыка дрогнула и зазвучала с новой силой.

– This is the road to hell, – пел Крис.

И Она верила в это, хоть начало дороги было больше похоже на обычную свалку в заросшем хрущевском дворике.

Спидометр показывал 40, когда они выехали на Херсонскую. На 70-ти они проползли Севастопольский проспект, разменяли сотню на Балаклавском, и, наконец, рванули по Варшавке, уже не глядя на циферблат.

Она дрожала на пару с машиной, а Хозяин по-прежнему молчал, внимательно глядя перед собой.

Ее правая рука лежала между собственных ног, левая же отправилась в путешествие по долинам и по взгорьям. Теплым долинам и мускулистым взгорьям. Там обнаружилась сейсмическая активность сродни ее собственной, и девочка расценила ее как приглашение.

Не сговариваясь с рассудком, она завесила его, как зеркало, и пустилась во все тяжкие. Терпеть дальше было невмоготу.

Она схватилась рукой за рычаг, которым оснащены не столько автомобили, сколько их хозяева. Машина чуть заметно вильнула. Она освободила плоть рычага из-под кучи тряпок и держала в руке, как синицу. Синица на глазах превращалась в журавля.

Ей нестерпимо захотелось попробовать на вкус это новое, непонятное. Дав течь, как каравелла в шторм, она наклонилась до ватерлинии и жадно облизала свою добычу.