«Мой принц, мой принц, ты для меня пройдешь все испытания», — шептала Королева. Она задвигалась быстрее, ее груди и лицо налились алым цветом. — Давай, — скомандовала она, и я изверг в нее фонтан своей страсти. Забился в конвульсиях: бедра мои дрожали и схлопывались, совсем как на манеже. Потом, излившись полностью, я затих и лег рядом с ней, лениво и сонно покрывая поцелуями ее лицо и груди.
Королева села и пробежалась по мне руками. Назвала меня своей любимой игрушкой. «Впереди тебя ожидает еще много жестоких испытаний», — предупредила она, и у меня снова встал. Королева заметила, что меня следует каждый день пытать так, как еще никого не пытали.
«Я люблю тебя, моя Королева», — шепотом признался я и думал в тот момент только, как услужить ей. Да, я боялся и в то же время чувствовал в себе силу — после всего, что мне пришлось вытерпеть.
«Завтра, — сказала ее величество, — я устрою военный парад. Поеду в открытом экипаже — чтобы солдаты видели меня, а я видела их. После наведаюсь в окрестные деревни.
Меня будут сопровождать все всадники — верхом, и рабы в ошейниках — пешком. Ты пойдешь рядом со мной, чтобы все видели. Тебе подберут самый лучший ошейник, в зад вставят кожаный фаллос, в рот — удила. Поводья буду держать лично я. Ты пройдешь с гордо поднятой головой перед солдатами, командирами и простолюдинами. В каждой деревне на площади я буду выставлять тебя напоказ».
«Да, моя Королева», — тихонько ответил я, и хотя мне было ясно, что испытание предстоит ужасное, думалось о нем с любопытством. Даже стало интересно, когда и как меня вновь посетит ощущение беспомощности и отсутствия духа? Перед селянами? перед солдатней? когда я буду гордо вышагивать, а фаллос — терзать мне зад? Рассказ Королевы о предстоящей прогулке меня здорово возбудил.
В ту ночь я спал как младенец. Утром меня растолкал Леон и приготовил столь же тщательно, как готовил перед выступлением на манеже.
Во внутреннем дворе царило небывалое оживление. Я тогда впервые увидел ворота замка, подъемный мост, армию в полном составе. Королева ждала в экипаже, окруженная лакеями. По сторонам от нее готовились ехать пажи, и кучера в парадных шапочках с плюмажами сверкали шпорами.
Перед выходом Леон меня последний раз тщательно причесал и сунул мне в рот кожаные удила, вытер губы. Потом предупредил: самое трудное — держать голову поднятой. Конечно, Королева будет сжимать в руках поводья, но голову держать это не поможет, а стоит опустить ее, как Королева придет в ярость.
Затем грум показал мне кожаный фаллос: без ремешков, в натуральную величину. Я испугался, что не сумею удержать его внутри себя. С тупого конца к фаллосу крепился искусственный лошадиный хвост из тонких полос кожи. Велев раздвинуть ноги, Леон вставил фаллос мне в зад и сказал, дескать, Королеве неприятно выводить меня в люди «совсем уж голым». «Хвост» щекотал ноги, однако был короток и совсем ничего не прикрывал.
Грум спрыснул маслом и причесал мне волосы на лобке, умастил член, мошонку и живот, руки завел за спину и дал небольшую кожаную косточку, чтобы легче было удерживать руки за спиной, хотя требовалось от меня в первую очередь не опускать голову, не терять фаллос и не позволять собственному члену обмякнуть.
Грум за поводья вывел меня во двор. Яркое полуденное солнце сверкало на остриях копий. Копыта лошадей оглушительно цокали по мостовой.
Королева о чем-то увлеченно болтала с великим герцогом и удостоила меня лишь беглого взгляда и мимолетной улыбки. Леон вручил ей поводья, перекинув их через дверцу экипажа.
«Взгляд держи почтительно опущенным», — напомнил грум.
Вскоре процессия тронулась в путь, миновав подъемный мост.
На что это похоже, ты и сама знаешь. Тебя вели через деревни и городки, поэтому ты на себе испытала, каково это, когда на тебя глазеют все: солдаты, рыцари, простолюдины.
То, что в процессии шагали другие обнаженные рабы, утешало слабо. Я ведь шел рядом с экипажем один и думал лишь, как бы угодить Королеве и предстать перед народом в лучшем свете. Высоко подняв голову, я сжимал ягодицы, чтобы не выронить фаллос, который, к слову, причинял боль. Когда мы проходили мимо сотен и сотен солдат, я повторял мысленно: «Я ее слуга, я ее раб, и это — моя жизнь, другой у меня нет».
Самой мучительной частью дня стало посещение деревень. Ты была в деревнях, я — нет, простолюдинов я видал только на кухне.
В день, когда Королева решила провести парад, открывались ярмарки. Но открывались они только с благословения ее величества.
Читать дальше