Донасьен Сад - Эрнестина

И полковник, сбросив камзол, взял в руки шпагу… Окстьерн тоже схватил шпагу, однако едва лишь она оказалась в его руке, как он взял ее за лезвие одной рукой, а другой сжал острие шпаги полковника и, опустившись на одно колено, протянул Сандерсу эфес оружия своего.

— Господа, — сказал он, обращая к нам взор свой, — я беру вас в свидетели поступка моего. Я хочу, чтобы вы оба знали, что я не заслужил чести сражаться с этим честным человеком, но признаю право его распорядиться жизнью моей и молю его забрать ее у меня… Возьмите мою шпагу, полковник, возьмите, я отдаю ее вам. Вот сердце мое, пронзите же его оружием своим, я сам направлю удар ваш. Отбросьте сомнения, прошу вас, отдайте наконец земле того, кто столь долго осквернял ее.

Сандерс, удивленный поведением Окстьерна, приказал ему защищаться.

— Я не сделаю этого. А если вы не захотите воспользоваться оружием своим, что удерживаю я в руках, — твердо отвечал Окстьерн, направляя в обнаженную грудь свою острие шпаги Сандерса, — если не используете его, дабы прекратить дни мои, то заявляю вам, полковник, что я сам заколю себя у вас на глазах.

— Граф, оскорбление можно смыть только кровью… только кровью, защищайтесь же!

— Я знаю, — ответил Окстьерн, — поэтому подставляю грудь свою под ваш удар, разите же… Это моя кровь должна пролиться.

— Но я вовсе не намерен убивать вас, — отвечал Сандерс, пытаясь высвободить шпагу свою из рук Окстьерна, — только по законам чести можно покарать нечестие.

— Я недостоин такой чести, сударь, — отвечал Окстьерн. — Но раз вы не хотите получить удовлетворение так, как я того заслуживаю, значит, мне самому надо избавить вас от этих забот…

И он пронзил себя шпагой полковника, лезвие которой все еще держал в руке. Из раны на его груди полилась кровь. Полковник молниеносно выхватил шпагу.

— Довольно, граф, — закричал он. — Кровь ваша пролилась, я удовлетворен… Пусть Небо решит участь вашу, я же не желаю быть вашим палачом.

— Обнимемся, сударь, — произнес Окстьерн, потерявший уже довольно много крови.

— Нет, — ответил Сандерс, — я могу простить преступления ваши, но не могу питать к вам дружеских чувств.

Мы поспешили перевязать рану графу. Великодушный Сандерс помог нам.

— Идите, — сказал он сенатору, — идите и наслаждайтесь свободой, я дарю ее вам. Если можно, постарайтесь добрыми поступками искупить грехи ваши, иначе мне придется отвечать перед всей Швецией за преступления, что содеял я, вернув ей чудовище, от коего она уже сумела избавиться… Господа, — продолжил Сандерс, обращаясь ко мне и Фалькенейму, — я все предусмотрел. Экипаж, ожидающий в гостинице, куда вы направитесь, предназначен Окстьерну, но вы можете уехать вместе с ним. Мои лошади ждут меня в другом месте. Засим я прощаюсь с вами. Дайте мне честное слово, что вы дадите королю подробный отчет обо всем, что вы здесь видели.

Окстьерн еще раз попытался броситься в объятия освободителя своего, заклинал того удостоить его дружбы своей и, перебравшись жить в его дворец, разделить с ним его состояние.

— Сударь, — отвечал полковник, отталкивая его, — я не могу принять ни благодеяний ваших, ни дружбы и требую от вас лишь соблюдения верности добродетели. Не дайте мне раскаяться в поступке моем… Вы утверждаете, что готовы утешить меня в печалях? Наилучшим утешением моим станет добродетельное поведение ваше. Любой ваш достойный поступок, весть о котором молва донесет до уединенного жилища моего, быть может, когда-нибудь избудет глубочайшую скорбь души моей, ибо раны ее, нанесенные злодеяниями вашими, глубоки. Если же вы продолжите нечестивый путь свой, весть о первом же преступлении вашем оживит в памяти моей образ той, кого вы убили моей рукой, и боль о прошлом погубит меня. Прощайте! Расстанемся, Окстьерн, и дай Бог нам больше никогда не встретиться…

С этими словами полковник удалился… Окстьерн, заливаясь слезами, последовал за ним… Шатаясь, сделал он шаг вперед… Мы остановили его и в почти бессознательном состоянии отнесли в карету, которая быстро доставила нас в Стокгольм.

Месяц несчастный находился между жизнью и смертью. Когда здоровью его уже более ничего не угрожало, он попросил нас сопроводить его к королю. Монарх приказал нам рассказать обо всем, чему мы стали свидетелями.

— Окстьерн, — обратился затем к сенатору Густав, — вы убедились, что преступление посрамляет человека и унижает достоинство его. Ваше положение, состояние, рождение — все возвышало вас над Сандерсом, однако добродетели полковника поставили его на недосягаемую для вас высоту. Так воспользуйтесь же достойно тем благом, которое он умолял вам вернуть. Я выполнил его просьбу, Окстьерн. Надеюсь, что после полученного урока вы не станете более предаваться свойственным вам разнузданным порокам либо сами немедля определите наказание свое, прежде чем я узнаю о новом проступке вашем.