Алина Весенняя - Шерше ля фам (сборник)

В холле на мягком диване сидел только один мужчина, который был совсем не похож на героя, созданного Аллочкиным воображением. Этот мужчина был слишком молод, слишком худ и, скорее, походил на араба-администратора из египетского отеля.

Аллочка растерянно остановилась, не в силах вымолвить ни слова. Мужчина поднялся ей навстречу и смущенно заулыбался. Он был слегка лыс, слегка сутул, одет в черные брюки, белую рубашку и серую ветровку. Оно и понятно, он же заехал к ней прямо после работы, а утро было еще прохладным.

– Привет!

– Привет! Вы Назар?

– Да! – приветливо улыбнулся мужчина.

Как ни крути, но это был не Аллочкин типаж. Хотя отступать было некуда, да и не в Аллочкиных правилах.

И только его приятный бархатный голос запускал цепкие щупальца в женское подсознание.

– Где здесь можно помыть черешню?

Он протянул ей пластиковый контейнер, наполненный сочными крупными плодами.

«Оригинально, – подумала Аллочка, – вместо цветов – черешня!»

– Наверное, в туалете, – пожала плечами Аллочка.

Пока Аллочка в легком недоумении стояла посередине холла, Назар на чистейшем английском языке узнал у администратора расположение туалетной комнаты, вымыл черешню и принес ее своей новой подруге.

– Спасибо! – улыбнулась Аллочка.

Она взяла спелую до черноты ягоду и, прикрыв глаза, положила в рот. Черешневый сок наполнил рот сладким ароматом и отвлек женщину от ненужных мыслей.

– А твоя соседка никуда не собирается уехать? – вдруг спросил Назар.

– Не знаю! Возможно, к своей подруге, – удивленно вскинула брови Аллочка. – А что?

Из этого вопроса она поняла, что понравилась мужчине.

Назар взял Аллочку за руку и вывел на грязную, душную улицу Бруклина. Женщина повиновалась.

– Здесь одни негры! – выпалила Аллочка.

– Не говори так! – одернул ее Назар. – Здесь так не принято, они знают это слово даже на русском языке.

– Хорошо, не буду, – смутилась Аллочка.

Ведь в каждой стране свои законы, и лучше их придерживаться. Тем более что Аллочка испытывала симпатию к этому народу, и причем взаимную. Хотя она, как белая ворона, выделялась на фоне черных тел своей белой кожей и белоснежными прямыми волосами.

А вот ее роскошные бедра на фоне комплекций местных жительниц почти померкли. Такое разнообразие в плане форм и размеров пятых точек трудно было себе даже представить. И абсолютно никаких комплексов! Вот это здорово! Вот это по-нашему!

– Ну что, поедем на берег океана? – спросил Назар.

– Да! Мы же мечтали с тобой об этом!

Если мечта родилась и до ее осуществления осталось сорок минут, то никогда не нужно поворачивать назад. Тем более что здесь, на бруклинской улице, Назар и в самом деле ей казался старым знакомым.

Они зашли в супермаркет, который ничем не отличался от московского.

– Какое пиво ты будешь пить?

– Я хочу попробовать американское.

– Хорошо! Что ты еще хочешь?

– Можно сока, а на закуску у нас есть черешня.

– Возьмем сока, а потом в эти бутылки перельем пиво. Со времен фильма «Брат-2» ничего не изменилось. Здесь нельзя пить пиво на улице из бутылки.

– Тебе виднее, – согласилась Аллочка.

Назар купил две бутылки американского пива и две бутылки осветленного персикового сока. Они, взявшись за руки, спустились в метро, сели на поезд, идущий в сторону Манхэттена, через 15 минут вышли на поверхность и направились в сторону набережной.

Сквозь усиливающийся зной свежий океанический ветер сочился по нью-йоркским улицам. Они шли, взявшись за руки, и не могли наговориться. Каждый из них пытался как можно больше выплеснуть информации на своего собеседника.

– Где твои родители? – спросила Аллочка.

– В Киеве. Но я редко общаюсь с ними.

– Почему?

У нее сжалось сердце. Она так сильно любила своих, уже ушедших из жизни, родителей, что ей сложно было представить, что у кого-то бывает иначе.

– Так вышло. Они отрицательно отнеслись к моему переезду в Нью-Йорк.

– И что с того? Может, пришло время наконец-то примириться?

– Я пока не готов к этому, да и они, видимо, тоже.

– Хорошо, больше не буду бередить твою душу.

С каждым сказанным словом они становились ближе и ближе, им хотелось открывать друг другу души, говорить о самом сокровенном. Внешность отодвинулась на второй план. Между ними что-то зарождалось, но еще не совсем было понятно, что именно.

Они вышли на набережную Манхэттена.

Вдоль набережной стояли деревянные лавочки, на которых сидели редкие парочки. С другой стороны Гудзонского залива виднелись блестящие, устремленные ввысь, небоскребы. До боли знакомая всем жителям планеты картина.