Эва Хансен - Латекс

– Я сохраню тебе жизнь даже после того, как сама шагну с крыши высотки.

Линн подумала, что этот шаг в пропасть стал слишком навязчивой идеей у Сары, однако, вслух свои опасения произносить не стала, черт с ней, пусть шагает. Спросила другое:

– Это с чего вдруг?

– Я хочу, чтобы ты запомнила все, что я тебе расскажу о себе, и написала об этом книгу. Сможешь?

Линн пожала плечами:

– Смотря что расскажете.

– Будет интересно. – Женщина снова уселась, уложив ноги на столик. – Обещаешь?

– Что, написать книгу? Если действительно будет интересно, обещаю. Но тогда придется освободить и его, – Линн кивнула на снова начавшего шевелиться Курта, – не могу же я уйти, зная, что он погиб.

– За него не беспокойся, это не твое дело. И не думай, что ты просто так уйдешь сегодня. Нет, я отвезу тебя в потаенное местечко, там все расскажу и постараюсь, чтобы тебя нашли через пару дней не до конца замученной. Вот тогда и напишешь.

Даже журавль в небе лучше дохлой синицы в руках. Но изображать радость Линн не стала, она подумала о парне, сидевшем в соседнем кресле, а еще о бабушке, которая слишком долго ждать не станет. Сара восприняла ее замешательство по-своему:

– Боишься, что будут искать? Мужу напишешь записку, я найду способ передать, а пары дней хватит, если ты, конечно, не дура. И о наших с Густавом занятиях тоже расскажу. Вот он, – Сара кивнула на Курта, – тоже мой брат, самый младший. Ты же знаешь о семье, если приходила с мужем? А что связывало их с Густавом? – вдруг забеспокоилась Сара.

Ее подозрительность опасна, но Линн сумела фыркнуть довольно правдоподобно:

– БДСМ! Мастера флоггера и плети.

Женщина в ответ рассмеялась:

– Вот тебе и ответ на вопрос, почему разладились отношения с мужем. Если он мастер, а ты не умеешь получать удовольствие, то вам не быть вместе.

– Я умею и получаю!

– Ты? – Во взгляде и голосе кроме презрения ничего. – Так и быть, я научу тебя сводить мужа с ума и получать от этого удовольствие самой. Но о сексе потом, сейчас запоминай.

Линн с настоящим изумлением слушала ее исповедь о существовании шести женщин с разными именами и внешним видом, о шести разных группах, не подозревающих, что ими командует одна женщина, о том, какие мужчины идиоты, если так и не догадались, что это одна и та же женщина. Линн обратила внимание на то, что Сара не назвала ни одного из шести имен, не сказала, чем занимаются группы, по сути, не выдала ничего, что нельзя было бы объяснить просто ее фантазией.

Еще не доверяла или просто боялась рассказывать откровенней, пока они не в той самой норке, как обещано? Скорее, второе. Она была осторожна, даже сейчас, решив свести счеты с жизнью.

Линн не знала, верить или нет этим откровениям, но постаралась запомнить, даже мало что понимая в чехарде образов, которые рисовала ей Сара.

Они сидели уже долго, Линн начала беспокоиться о бабушке, но тут Курт открыл глаза и в полусонном состоянии словно продолжил начатый разговор:

– А ведь это ты его убила… Ты! Я всегда это чувствовал, только не мог поверить. – Лицо парня буквально перекосило от ненависти. – А нам сказала, что это Густав и за убийство должен ответить.

Кажется, Сара даже не удивилась, напротив, испытала удовольствие. Она оглянулась на Линн, словно убеждаясь, что та все слышит и запоминает, мол, началось, не пропусти.

– Стига? Конечно, я. Ты его не помнишь, Стиг всегда был полновластным хозяином в семье, бил и использовал всех – мать, нас с братьями. Отпор давал только Густав, он и был бит жестче всех. Йен молча подчинялся, даже когда отчим начал его насиловать. А потом, когда уже не смог, просто утопился. Ты был еще слишком маленьким, чтобы что-то понимать. Да и Маркус тоже.

Она чуть помолчала, усмехнулась, глаза стали жесткими, злыми.

– А я… меня он насиловать боялся, чтобы я не забеременела. Это подсудно.

– А мальчика не подсудно? – фыркнула Линн.

– Он знал, что Йен ничего не скажет. И что Густав не станет жаловаться, тоже знал. Мать была беременна, ходила с животом, потому дошла очередь и до меня.

– Почему вы не пожаловались, боялись, что пострадают ваши родные? – Линн словно пыталась отыскать в Саре что-то хорошее, за что можно было бы зацепиться.

Та в ответ фыркнула:

– Какие родные? Мать, которая ни разу ни за кого из нас не заступилась? Йен, молча терпевший все издевательства? Или, – Сара кивнула на Курта, – эти два маленьких уродца, во всем копировавшие своего папашу? Думаете, он насиловал только нас с Йеном? Заступаться стоило за Густава, но тот не просил, чтобы его защищали. Густав единственный, кто не подчинялся и даже давал сдачи.