Михаил Окунь: Плейбой

Встретились в субботу днем на Пискаревке. Стоял июль. Ветер поднимал тучи тополиного пуха (хорошо, что не пера). У ларьков люди обменивались звуками и словами.

Пошли на пустырь – бывшую свалку, разровненную и заросшую гигантским бурьяном.

Тут-то Наташка и заартачилась.

Дело в том, что собрались мы с целью сделать несколько снимков Наташки в качестве фотомодели. Некоторый опыт у нее уже был – два года назад с ее непосредственным участием получился недурной снимок, напечатанный потом в одном журнальчике. За прошедшее время Наташка из крепенькой девочки-подростка превратилась в ослепительную шестнадцатилетнюю девицу – еще более, чем в детстве, капризную, а теперь и язвительно-хамоватую. Тем не менее, намечалось продолжение ее столь успешно начатой карьеры – дальнейшее восхождение к сияющим головокружительным вершинам фотомоделизма.

– Мы на обнаженку не договаривались! – уперлась Наташка, с ходу вернув нас к подножьям.

– А как же иначе?! Это подразумевалось… – я пытался спасти ситуацию. – На природе, так сказать. Ближайший народ торчит на остановке в двухстах метрах отсюда, лопухи выше головы. Чего стесняться-то?

– Ничего себе, природа!.. И потом обнаженка тобой подразумевалась, а не мной.

Надо заметить, что выступал я в этом деле в качестве… ну, скажем, Наташкиного агента или менеджера. А снимать должен был, как и в прошлый раз, профессиональный фотограф Лёха, явившийся с японским «Никоном». Он и вступил:

– Мне, между прочим, только за один вызов пятьдесят баксов платят! Неделю договаривались! И почему это в прошлый раз обнаженку можно было, а в этот нельзя?

– В тот раз всё было на квартире, а не на помойке!

– Но сейчас так надо – творческий замысел.

– Вот сами и садитесь голой жопой в крапиву! А за вызов пусть тебе мой «агент» заплатит.

– Это не профессиональный разговор!

– А я и не профессионалка!

– И никогда ею не станешь! – с пафосом выкрикнул Лёха.

Но, более не удостоив его ответом, Наташка, как суперсамостоятельный человек, удалилась.

Мы смотрели ей вслед. Свои непостижимые движения свершали два восхитительных упругих полуокружия, лишь отчасти прикрытых коротенькими джинсовыми шортами. Последний привет.

В этот спор не вступал еще один член нашей компании. Это была Марина, мать Наташки – упорная тридцатипятилетняя алкоголичка, притащившаяся вместе с дочкой, – видимо, в надежде на выпивку.

В принципе, ей было «глубоко плевать, какие там цветы». Но ввиду срыва съемки она несколько забеспокоилась, так как это могло предвещать и последующий срыв попойки.

Однако, хорошо зная характер юной звезды, она и слова ей не сказала.

После бурных дебатов пару минут помолчали.

– Хорошо бы скинуться, – осторожно вступила Марина.

– Скинуться, конечно, нам с Лёхой? – уточнил я.

– У меня голяк! – отрезал фотомастер. Однако, внимательно взглянув на Марину, добавил: – Вообще-то, контора моя недалече, работает круглосуточно и без выходных. Можно сбегать попросить граммов двести «шила».

Марина просияла. А когда Лёха ушел, подумав, спросила:

– Что у него за контора такая – круглосуточная и без выходных?

– Видишь тот дом? – морг судмедэкспертизы.

– О, блин! И кого он там фотографирует?

– Догадайся. Сейчас вот принесет то самое, в чем заспиртовывали чью-нибудь печенку циррозную.

– Да и фиг с ним – какая разница? – философски заметила поклонница Бахуса. – Лишь бы по мозгам шибало.

Вскоре Лёха вернулся с бутылкой ноль семь уже разбавленного спирта. Я почему-то отказался – бывает и такое. Они выпили без закуски. Повторили. Повторили. Повторили.

– Давай, что ли, я тебя поснимаю, – предложил фотограф Марине. – Ты красивая. А день все равно пропал. Значит, так – раздевайся постепенно, а я буду делать по кадру. Снимай сначала туфли с носочками… Теперь джинсы… Кофточку… Трусики… (Я, вообще-то, удивился, что они на Марине оказались в наличии).

Дело кончилось тем, чем и предполагалось. Быстро стянув с себя брюки вместе с трусами, Лёха сунул мне запасную старенькую «Смену» («Никон», конечно, не доверил) и, прохрипев «Поснимай!», сплелся с Мариной, которая, разумеется, не возражала. Поза была принята самая что ни на есть наша – рабоче-крестьянская.

Я ходил вокруг них, нажимал на какую-то пупочку, переводил кадры, время от времени отвлекая Лёху вопросами по технике фотосъемки. Это был мой первый опыт.

Зрелище было, честно говоря, не из приятных, я бы даже сказал, из омерзительных. Телепались вялые груди партнерши, ходил ходуном багровый кожистый мешок между ног партнера… О прочих подробностях умолчу.