Анаис Нин - Маленькие пташки

— А почему ты мне об этом рассказываешь? Ты ожидаешь, что я снова заставлю тебя кровоточить? Чтобы потом ты могла вернуться к Роберту, истекая любовным соком, и, наконец, испытать с ним наслаждение? Господи, я все еще тебя люблю, но моя жизнь переменилась. Занятия любовью меня больше не привлекают.

— Как же ты живешь?

— У меня есть свои маленькие радости. Я приглашаю к себе некоторых избранных друзей. Они сидят в моей комнате — там, где сейчас сидишь ты. Потом я направляюсь в кухню смешать им коктейли и на некоторое время оставляю их наедине. Мой вкус и мои маленькие слабости им уже известны.

Когда я возвращаюсь… то бывает, что она сидит в кресле с высоко задранной юбкой, а он стоит перед ней на коленях и смотрит на нее или целует, а иногда он сидит в кресле, в то время как она…

Более всего мне доставляет удовольствие момент, когда я вижу их, а они не замечают меня. В какой-то степени это напоминает то, как это было бы между тобой и Робертом, если бы я был свидетелем ваших интимных сцен. Возможно, это нечто вроде воспоминания. А теперь, если хочешь, можешь подождать немного. Скоро придет мой друг. Он очень привлекателен.

Дороти хотелось уйти. Но тут она заметила нечто такое, отчего решила остаться. Дверь ванной комнаты Дональда была открыта. Ванная была покрыта зеркалами. Тогда она обернулась к Дональду и сказала:

— Я согласна остаться, но только при одном условии. Оно ни в малейшей степени не ослабит твое удовольствие.

— Что ты имеешь в виду?

— Вместо того чтобы уйти на кухню, когда ты оставишь нас наедине, не можешь ли ты на некоторое время войти в ванную и посмотреться в зеркало.

Дональд согласился. Пришел его друг Джон. Он был крепкого сложения, но на лице его лежал странный отпечаток какого-то упадничества, признаки какой-то распущенности вокруг глаз и рта, что-то на грани извращенности, которая очаровала Дороти. Казалось, что никакое из обычных любовных удовольствий не способно доставить ему удовольствия. В его лице была какая-то особенная ненасытность, любопытство — в нем было что-то животное. Он скалил зубы и глаз не сводил с Дороти.

— Мне нравятся женщины хорошей породы, — с ходу заявил он и, удивленный ее присутствием, с благодарностью за подарок посмотрел на Дональда.

Дороти с ног до головы была укутана в меха — шляпа, муфта, перчатки; мех был даже на ее туфлях.

Джон, улыбаясь, навис над ней. Жесты его становились все более наглыми. Вдруг он склонился, как режиссер на сцене, и произнес:

— Я должен вас кое о чем попросить. Вы такая красивая. Я терпеть не могу, когда женщину скрывают одежды. Но я ненавижу сам их снимать. Вы не окажете мне маленькую услугу? Прошу вас снять ваше платье в соседней комнате и вернуться сюда в одних мехах. Вы согласны? Я объясню вам, почему этого хочу. Только женщины безупречного воспитания выглядят в мехах красивыми, а в вас я чувствую безупречность.

Дороти прошла в ванную, выскользнула из платья и вернулась в одних мехах, оставив на себе только чулки и отороченные мехом туфли.

Глаза Джона блестели от удовольствия. Он молча сидел и любовался ею. Его возбуждение было настолько сильным и захлестывающим, что Дороти почувствовала, как соски ее грудей начинают набухать. Ей захотелось выставить их, распахнуть меха и наслаждаться тем, какое удовольствие испытывает Джон. Обычно тепло сосков и их набухание происходили у нее одновременно с теплом и набуханием губ вульвы. Однако в этот день она ощущала только свои груди, непреодолимое стремление обнажить их, приподнять ладонями и предложить ему.

Дональд исчез. Он ждал в ванной и наблюдал за ней через зеркало на двери. Он видел, как Дороти стоит рядом с Джоном, приподнимая груди руками. Меха распахнулись и обнажилось все ее тело, сверкающее, светящееся, пышное, закутанное в меха, словно это было осыпанное драгоценностями животное. Дональд напрягся. Джон не касался ее тела руками, он посасывал ее груди, иногда прерываясь, чтобы губами коснуться меха, словно целовал какое-то экзотическое животное. Ее сексуальные ароматы — жгучие запахи устриц и моря, словно она, подобно Венере, только что вышла из морской пены, — смешивались с запахом меха, отчего Джон начинал сосать ее еще сильнее. Наблюдая в зеркало за Дороти, у которой волосы на лобке казались продолжением шерсти меха, Дональд думал, что если Джон коснется ее между ног, то он его ударит. Он вышел из ванной и, вытащив свой возбужденный пенис, направился к Дороти. Это настолько напомнило ей первую страстную сцену с Робертом, что она застонала от предвкушения радости, отстранилась от Джона и обратилась к Дональду со словами: