Тереза Ревэй - Твоя К.

Макс быстро пересек квартал. Все витрины еврейских магазинов были разбиты. Перед одним из них эсэсовцы заставили хозяина убирать осколки стекла голыми руками. Старый человек невыносимо страдал. Через несколько секунд на его руках показалась кровь. Некоторые зрители начали посмеиваться. Расстроенный Макс остановил такси и велел шоферу ехать к универмагу Линднеров. Припав к стеклу, он на всех улицах видел одно и то же.

— Многих также арестовали, — сказал таксист неуверенным голосом, глядя на пассажира в зеркало заднего вида.

Несмотря на то что Фердинанд настойчиво рекомендовал ему держать язык за зубами и никому не показывать своих истинных чувств, Макс не смог молчать. Это беспримерное разрушение действовало на него хуже самого мрачного кошмара. Как власти его страны, относящейся к цивилизованному миру, допустили такой позор и издевательства над невиновными людьми?

— Какой стыд! — воскликнул он, снимая уличные сцены своей «лейкой».

— Это уж точно, господин, — отозвался таксист с сильным берлинским акцентом. — Я тоже недолюбливаю евреев. Они всегда доставляли нам разные неудобства, за что, может быть, их надо было кое в чем ограничить. Но чтобы вот так… Нет, не то что-то у нас творится…

— Высадите меня здесь, — попросил Макс, когда автомобиль свернул на улицу, на которой находился Дом Линднеров.

Заплатив, он вышел и стал пробираться среди прохожих, толпившихся перед магазином. Вооружившись железными прутьями, юноши из гитлерюгенда крошили витрины, стекло которых трещало со зловещим звуком и дождем осыпалось на асфальт. Тут же рядом валялись таблички с надписью «еврейский магазин», которые Сара была обязана выставлять в витринах. Нагруженные товарами вандалы без всякого смущения выносили их через двери и разбитые витрины. Несколько грузовиков стояли рядом, в кузова которых, подгоняемые эсэсовцами, забирались работники универмага.

Макс отчаянно спрашивал себя, пришла ли на работу Сара. Так как правительство запретило евреям нанимать на работу слуг арийской национальности моложе сорока пяти лет, она должна была расстаться с кухаркой и гувернанткой своих детей. У молодой еврейской девушки, которая теперь работала на нее, не хватало опыта, чтобы успевать за всем. Поэтому Сара сама отводила детей в школу по утрам. Возможно, по счастью, она находится еще дома, в безопасности.

«Лишь бы эти подонки не подожгли здание», — испуганно думал он. Но, зная нацистов, можно было предположить, что скорее они решили присвоить предприятие, которое могло приносить выгоду. Он знал, что возмущение ни к чему не приведет. Полиция просто арестует его. Поэтому он запасся терпением и встал рядом настороже, почти по стойке «смирно», вспомнив Саула Линднера, отца Сары, одного из достойнейших и умнейших людей своего времени. Думая о нем с трепетом, Макс фон Пассау просил у него прощения, и это смахивало на молитву.

Через полчаса, когда не осталось ни одной целой витрины, а первый этаж был разграблен, громилы удалились, оставив после себя следы разрухи и опустошения. Грузовики уехали, увозя работников магазина в отделения гестапо, разбросанные в разных частях города. Прохожие стали понемногу разбредаться, возвращаясь к своей спокойной замкнутой жизни. Макс с тоскою в сердце прошел внутрь магазина через некогда стеклянные двери.

От знаменитой хрустальной пирамиды ничего не осталось, кроме нескольких небольших фрагментов богемского стекла, венецианских ваз и мейсенского фарфора. Несколько перепуганных продавщиц плакали в углу. Весь пол был покрыт кусками разноцветного шелка. Фонтан из духов в соседнем зале разбили на кусочки. Дорогая жидкость янтарного цвета разлилась по мраморному полу, и от ее запаха першило в горле. Несколько восковых манекенов с причудливо вывернутыми конечностями валялись на полу. С них сорвали надетые на них платья, манто, трикотажные изделия. Бледные продавщицы напрасно старались привести все в порядок и, подняв то шляпу, то сумку, держали вещи с таким видом, словно не знали, для чего они предназначены.

Макс вернулся в вестибюль. Он поднял кусок аметиста, который входил в декор пирамиды и чудом пережил набег вандалов, и осторожно положил камень на прилавок. Обернувшись, он увидел Сару, стоявшую перед витриной в черной шляпе и коричневом манто с отворотами из меха норки. Ее лицо ничего не выражало. Она осматривалась по сторонам, но было похоже, что она никого и ничего не видит.