— Вам не следует так поступать, — сказала Ева. — Это было бы… трусостью.
— Трусость, вы говорите трусость… А что такое трусость? Я хочу избежать бесполезной сцены, вот и все. А трусость — это что-то из лексикона бойскаутов…
Жозе говорила вполголоса. Она отчаянно искала выход из положения. Ее ждут упреки человека, который имеет на них право. Эта мысль всегда была ей невыносима.
— Он наверняка ждет вас, — сказал Брандон. — Ему, должно быть, очень плохо.
Они шептались втроем, будто напуганные заговорщики, еще некоторое время.
— Ладно, — наконец сказала Жозе, — чего тянуть, я пошла.
— Хотите, мы немного здесь подождем?
Выражение лица Брандона было трагическим и благородным. «Он простил меня, но его сердце давно любящего человека кровоточит», — подумала Жозе, и на губах ее промелькнула улыбка.
— Не убьет же он меня, — сказала она и, видя, как напуганы Киннели, уверенно добавила: — Куда ему!
И прежде чем удалиться, она помахала им на прощание рукой, показав всем видом, что смирилась со своей судьбой. В Париже все было бы иначе. Она провела бы всю ночь с друзьями, повеселилась бы на славу, вернулась домой на рассвете, и ей, усталой, любой скандал был бы нипочем. А здесь она битый час проговорила с людьми, которые явно ее осуждали, и это привело Жозе в крайне подавленное состояние. «А ведь этот сумасшедший и вправду может меня убить», — мелькнула у нее мысль. Однако в это она не верила. Ведь, по сути, он должен быть доволен — у него появился великолепный предлог, чтобы помучить себя. Он теперь будет бесконечно интересоваться подробностями, будет…
«Боже, — вздохнула она, — что я здесь делаю?»
Ее потянуло к маме, домой, в родной город, к друзьям. Она вознамерилась перехитрить судьбу, уехать, выйти замуж, прижиться на чужбине, она думала, что сможет начать жизнь сначала. И этой теплой флоридской ночью, возле двери бамбукового дома ей захотелось стать десятилетней девочкой, покапризничать, попросить кого-нибудь ее утешить.
Она толкнула дверь, вошла, постояла в темноте. А может, он и вправду спит? Может, ей повезет и она незаметно прокрадется на цыпочках до самой постели? Надежда на такой исход переполнила ее, совсем как в те дни, когда она возвращалась из школы с плохими отметками и прислушивалась, замерев у входной двери, к звукам, доносящимся из дома. Если родители принимали гостей, то она была спасена. Ощущения были абсолютно теми же, и у нее пронеслась мысль, что оскорбленного мужа она боялась не больше, чем некогда родителей, которым, в сущности, плевать было на кол по географии, даже если он поставлен их единственной дочери. Быть может, у чувства вины, у страха за последствия есть некий предел, который достигается уже годам к двенадцати? Она протянула руку к выключателю и зажгла свет.
Алан сидел на диване и смотрел на нее.
— Это ты, — прозвучали его нелепые слова.
Она прикусила губу. Он мог бы начать иначе, но не стал. Он был бледен, рядом — ни одной пустой бутылки.
— Что ты делаешь в темноте? — спросила Жозе.
Она тихо опустилась на стул. Знакомым жестом он провел рукой по губам, и ей вдруг захотелось обнять его за шею, утешить, поклясться, что она солгала. Однако она не двинулась с места.
— Я звонил своему адвокату, — спокойным голосом сказал Алан. — Я сказал ему, что хочу развестись. Он посоветовал мне отправиться для этого в Рено или другое подобное место. Там это не займет много времени. Суду мы сможем представить дело так, будто мы оба виноваты, либо я один, как хочешь.
— Хорошо, — сказала Жозе.
Она была подавлена и в то же время чувствовала облегчение. Но она не могла оторвать от него глаз.
— После того, что случилось, я думаю, так будет лучше, — сказал Алан.
Он поднялся и поставил на проигрыватель пластинку.
Она машинально, как бы сама себе, кивнула головой. Он повернулся к ней так стремительно, что она вздрогнула.
— Ты разве так не думаешь?
— Я сказала «да», то есть я кивнула головой в знак согласия.
Комната наполнилась музыкой, и Жозе привычно задумалась, чья она. Григ? Шуман? Она всегда путала два их известных концерта.
— Я и матери тоже звонил. Вкратце рассказал о случившемся и сообщил о своем решении. Она его одобрила.
Жозе молчала. На лице у нее было написано: «Меня это не удивляет».
— Она даже сказала, что рада видеть меня наконец настоящим мужчиной, — добавил Алан еле слышно.
Он стоял к ней спиной, и она не видела его лица, но угадывала его. Жозе подалась было к нему, но потом передумала.
Читать дальше