Норман Богнер - Комплекс Мадонны

— Слегка перенервничала, это все. Впадать в истерику не с чего.

— Он тебе помогает, не так ли?

— Полагаю, да. Иногда мне становится так хорошо, что я готова плакать, плакать по-настоящему. Теперь я «пересела на другой автобус».

Тедди обвил ее рукой, но молодая женщина внезапно отпрянула назад.

— Прости. Мне просто всегда хочется обнять тебя, когда ты такая, но тебе это не нравится. Мне хочется сказать: «Крошка, все в порядке. Я позабочусь о тебе. Я буду твоим другом — и только, если ты желаешь именно этого». Вот что я имею в виду, когда обнимаю тебя. Ничего такого. Все честно…

Барбара поцеловала его в щеку, и он не сделал попытки обнять ее.

— Пол говорил что-нибудь про меня?

— Нет, конечно же, нет. Мы разговаривали о рынке, и я объяснял ему котировки различных товаров.

— Ты не пытался поднажать на него, а? Потому что, если бы мне только показалось, что это так, я тотчас же ушла бы отсюда.

— Ты ни во что не ставишь мои мозги? Я хочу знать все, связанное с тобой. Прошлое и настоящее — потому что я хочу помочь тебе; но у меня и в мыслях нет сделать что-то, что может задеть тебя, причинить боль. Барбара, просто помни, что, как только ты захочешь меня, я буду рядом. Точно пара старых ботинок, которые ты надеваешь, чтобы выйти на улицу в плохую погоду. Я никогда не стану большим — если этого ты не захочешь.

Чокнувшись, Барбара взяла его за руку.

— Знаешь, со всеми этими иностранными языками, покорными мне, с моим образованием есть всего лишь одно слово, которое описывает меня целиком и полностью.

Тедди ждал откровения.

— Я — сучка, а тебе нужно найти девушку, которая действительно оценит тебя.

Подобно обедающему, проглотившему волос в супе, Тедди поперхнулся и пожелтел замечательной желтизной божественного Микадо, цветом убийств коронаций.

— Это то слово, то слово, — повторил он, — которое ты никогда не должна употреблять в отношении себя.

После этого Тедди покинул комнату, догоняя заблудившихся гостей, которые успели скрестить шпаги по поводу того, как правильно произносить фамилию Ван Гог, — этот вопрос волнует ценителей искусства гораздо больше, чем картины художника.

Как птичка, освобожденная из клетки, распуская дрожащие крылья, пускается в полет, так повела себя Барбара, попавшая в «Цитадель». Уверенность вернулась к ней, и молодая женщина получила большое удовольствие, слушая, как Марк, владелец заведения, объяснял, как тщательно он выбирает вина, покупает продукты и следит за приготовлением блюд, что оправдывает тридцатидолларовую prix fixe [3] Фиксированную цену ( фр .). .

Когда Марк удалился, чтобы начать надоедать посетителям за соседним столом, Барбара заметила:

— Он командует своим заведением, как прусской фехтовальной школой.

— Он может себе это позволить, — сказал Тедди. — Своих клиентов он тоже выбирает. Если вы позвоните, чтобы заказать стол и окажется, что Марк вас не знает, он обязательно поинтересуется, кто рекомендует вас и чем вы занимаетесь.

— А если вы ему не понравитесь?

— О, он очень откровенен. Он просто повесит трубку.

Тут подали шоколадное суфле…

У.Т. Грант, ночной портье-негр, ветеран двадцатилетней службы, поднялся на лифте к квартире 9Е, находившейся рядом с кабинетом доктора Пола Фрера. Грант снова приступил к работе после того, как некоторое время назад у него был сердечный приступ. В награду за многолетнюю службу ему предоставили самую легкую работу во всем здании — смену с пяти до одиннадцати, что позволяло ветерану следить за скачками, болтать с привратником и частенько вытягиваться на кушетке в закутке, который служил убежищем для прислуги. В руках Гранта были два золотых подсвечника, которые доставил рассыльный из антикварного магазина, где их приобрела миссис Коллинз, жилица квартиры 9Е. Миссис Коллинз с мужем в этот вечер не было дома, и Грант, считавший Священным Писанием правила и положения, витиеватыми буквами выведенные на табличке в привратницкой, утверждающие: «Администрация не несет ответственности за вещи, оставленные у портье», решил, как и сотни раз до этого, отнести пакет в квартиру. Позвякивая связкой ключей, словно горстью монет, Грант прошел по мягкому ковру коридора, все еще пахнувшего шампунем после недавней уборки. Открыв дверь, он оставил подсвечники на телефонном столике в темной прихожей и вдруг замер на месте, отчетливо услышав донесшийся из соседней квартиры шум падающей мебели. Грант видел, как доктор и миссис Фрер покинули здание в пять тридцать. Доктор Фрер, уходя, даже поинтересовался, как он себя чувствует, на что Грант ответил со свойственной ему краткостью: «Живу помаленьку». Остановившись в дверях темной прихожей, Грант сделал гераклово усилие, стараясь вспомнить, видел ли он возвращение доктора Фрера. Портье весь вечер не покидал своего места, значит, врач был обязан пройти мимо него. Грант взял себе за правило приветствовать входивших и выходивших жильцов в надежде заставить их вспомнить о неотданных чаевых и вообще привлечь к себе внимание, показывая, что он готов оказать какую-либо услугу. Прислонившись к двери, негр-портье постоял некоторое время, затем решительно потряс головой и прислушался. Прижав ухо к стене, он услышал звуки, напомнившие ему визжащие и ревущие симфонии, которые устраивали крысы в родном Гарлеме. Во время недавних беспорядков в Гарлеме один из жильцов издевался над ним: «У. Т., кто может позволить себе крыс на тысячу долларов в месяц?» Грант усмехался помимо своей воли. Шагая с решительностью лунатика, Грант прошел по коридору и, остановившись у соседней двери, прислушался. Позвякивая ключами, он задумался. Если позвонить в полицию, а в квартире никого не окажется, то он будет выглядеть дураком; а может быть, чета Фрер ухитрилась проскользнуть мимо наблюдательного поста, и теперь Грант мог невольно стать свидетелем семейной сцены, и его обвинят или, еще хуже, уволят. Единственной альтернативой мог быть звонок в квартиру по домофону, но это требовало долгого путешествия к главному лифту. Грант разрешил проблему, возвращаясь к своему обычному образу поведения — никогда не соваться в чужие дела. Заперев на оба замка квартиру 9Е, он пробормотал что-то под нос и двинулся прочь, и тут послышался новый звук, громче прежнего — похожий на разбившуюся лампу, и Грант пришел к выводу, что ему, по крайней мере, следует позвонить в дверь.