Норман Богнер - Комплекс Мадонны

— Вы замужем? — спросил он.

— Нет, а вы?

— Был женат, но развелся. Вы член клуба?

— Нет, я все еще гоняю мух вокруг да около. Возможно, с моими темпами я так никогда и не доберусь до пирушки.

— Как-нибудь вечером посмотрите по телевизору повторение «Бракоразводного суда» и оставайтесь незамужней.

— В любом случае вы в проигрыше.

— С женщинами все по-другому. — Он старался быть глубокомысленным. — Семья, дети, домашний очаг.

— Я действительно не предназначена для этого, — сказала Барбара. — Пошли.

Открыв бумажник, Алекс продемонстрировал кредитную карточку.

— Вы — мужчина со многими карточками.

За ужином Барбара заказала себе ris de veau [19] Сладкую телятину ( фр .). , а Алекс заспорил с официантом, ведающим вином, пытавшимся навязать «Нью-Сен-Жорж», которое, как шепотом сообщила Барбара, было не «родного» производства и стоило чересчур дорого. Они остановились на бутылке «Эрмитажа», лучшего, что предлагала карта вин.

— Вы — женщина со столь многими талантами…

— И очень немногими друзьями.

— Наверное, вы их очень тщательно выбираете.

— Или просто не могу заводить дружбу. Однажды у меня была подруга… — Она быстро оборвала себя, осознав, что вот-вот была готова выдать чужую тайну.

— Что случилось, вы сломали зуб?

— Нет, чуть было не сболтнула глупость.

— Не имею ничего против.

— А я имею.

Счет оказался ошеломляющим, и Барбара предложила оплатить его, объясняя, что у нее есть счет подотчетных сумм. Алекс, заверив, что такой же счет есть и у него, налил еще кофе из cafe filtre [20] Кофейника с ситечком ( фр .). .

За арманьяком (раньше Алекс даже не слышал о нем) Барбара выслушала подправленное и подчищенное повествование о его юности (эти добрые старые дни в Астории), его образовании (Гарвардский юридический колледж) и его бывшей жене (фотомодели, которую фотографы привлекали больше, чем начинающие юристы; она специализировалась на рекламе нижнего белья — трусиков и бюстгальтеров, и однажды Алекс обнаружил ее без того и другого в студии одного фотографа, который, как тут же выложила жена, обладал большим талантом и зарабатывал больше денег, чем Алекс). Он изумился вдвойне: он никогда не подозревал свою супругу в неверности, а фотографа все считали голубым.

— И все же это был счастливый конец, — завершил рассказ Алекс.

— Возблагодарим господа за счастливые концы.

— Фотограф сбежал от нее с мужчиной.

— И она осталась с одним лифчиком в руках?

— Буквально, — засмеялся он.

— Боже, вы непрерывно вращаете глазами, не отпускаете мою руку и оплачиваете счет. Это что, предисловие к роману?

— Вы когда-нибудь бываете серьезны?

— А вы хотите меня видеть именно такой — серьезной?

Уголки губ Алекса опустились, он выглядел как человек, лучшие чувства которого задеты.

— Вы не способны понимать шутки, зайчик?

— Да нет, способен.

— Что-то не заметно. — Барбара пожала плечами. — Разве нет таких парней, способных с шуткой увлечь девушку, переспать с ней, а затем от всей души рассмеяться, — и все это без того, чтобы залезать в душу?

— Наверное, я ищу неприятности.

— Так же, как и все мы?

Они подождали, пока швейцар вызовет для них такси.

— Можно вам кое-что сказать, Алекс?

— Пожалуйста.

— Вы дали слишком большие чаевые официанту и гардеробщице. Они вас совершенно не знают. Они не запомнят вас до тех пор, пока вы не станете заходить сюда дважды в неделю, — значит, вы сделали это только для того, чтобы произвести на меня впечатление. Но на меня вы произвели впечатление с самого начала — иначе я не отправилась бы с вами.

Алекс вручил швейцару гривенник и поднял два пальца в знак победы.

В комнате было темно и душно, края занавесок трепетали. Спускающийся по реке буксир разорвал тишину звучным хриплым гудком. Кровать Барбары была застелена розовым атласным покрывалом, на котором лежали две подушки. Он никогда не замечал большого медведя и детский стульчик-качалку — эмблемы невинности из давно забытого прошлого. Несмотря на жару, он поежился. Сняв пиджак, он повесил его в гардероб. Он еще не знал точно, как собирается встретить Барбару; возможно, между ними вспыхнет ссора, и очень сильная, которая завершится ее смертью. Он примет на себя всю ответственность за это убийство, за замысел и подготовку. Возможно, именно этого и ждала молодая женщина — убийцу.

Он сел на кровать, затем вытянулся на ней. Мягкие атласные складки на ощупь напоминали прикосновение розовых лепестков рук Барбары, холодных и возбуждающих. Его мысли снова вернулись к Рождеству, и на него нахлынули досада и отвращение, которые всегда сопутствуют чрезмерной неожиданной любви. Подобно большинству умных мужчин, он был способен на большой самообман, на который его неизменно подталкивал кто-то, кого он считал мудрее себя. В основе этого обмана лежали простейшие вещи: невинность, неэгоистичное поведение, отсутствие притворства — все то, чем владела или делала вид, что владела, Барбара.