Норман Богнер - Комплекс Мадонны

Пригладив черные волосы тыльной стороной кисти, Барбара улыбнулась. Тедди повел биноклем и увидел высокого мужчину с густыми усами и солнечными очками в стиле Сент-Экзюпери, которые придавали ему загадочно-самовлюбленное выражение одного из тех безмозглых идиотов из нескончаемой вереницы заграничных фильмов, на которые его таскала Барбара, действующих на него подобно нокаутирующим ударам. Это был добрый старый Франсуа, разряженный в замшевый костюм и такие же замшевые туфли — третий секретарь кого-то там во французской делегации.

За Франсуа Тедди был спокоен; когда тот мог позволить себе изысканный обед, то всегда приглашал Барбару в кафе «Шоврон», говорил о фамильных виноградниках и семейной собственности, делал предложение, получал отказ и неизменно возвращался к двум девицам из Африканского балета. Через управляющего своим парижским отделением Тедди проверил состояние дел Франсуа: никаких виноградников не было, а единственная собственность состояла из квартиры на авеню Фош, принадлежащей отцу Франсуа, мелкому служащему Министерства экономики. Несколько месяцев назад Франсуа здорово попортил Тедди нервы, пригласив Барбару в гостиницу нестрогих правил на Плац, но все непристойности закончились посещением бара в Палм Корт. Барбара, радостно заметил Тедди, заказала там томатный сок, положив конец всем надеждам француза напоить ее и затащить в комнату, которую он снял под вымышленным именем.

Сегодня они отправились не в «Шоврон», а «Трактир с часами», где было гораздо дешевле, хотя атмосфера нисколько не способствовала обольщению. Франсуа приходилось потуже затягивать пояс, чтобы заплатить за пятидесятидолларовый обед и в результате получать лишь любезную беседу. «Трактир с часами» находился как раз под Тедди, и тот минуту колебался: не следует ли ему спуститься туда? Как он объяснит свое присутствие, если Барбара увидит его? «Я просто заскочил пропустить коктейль». Она сразу же поймет, что он следит за ней, ей это не понравится, и, возможно, она накажет его, лишив на несколько дней свиданий. Этим Тедди не мог рисковать. Наверное, лучше придерживаться первоначального плана: обставить квартиру и показать ее Барбаре после завершения отделочных работ. Ее тронет этот жест. Как она выразит свою признательность? Тедди с минуту размышлял над этим, чувствуя, как по его коже бежит трепетная дрожь. Скажет ли она когда-нибудь: «Тедди, я люблю тебя. Я хочу выйти за тебя замуж»? Когда он оставался один после свиданий с ней, он повторял себе эти слова, подражая прозрачному звону ее голоса, но с его уст срывался лишь визгливый фальцет, подобный, вероятно, крику агонизирующего Христа с картины Руо, висящей у изголовья кровати Тедди и напоминающей ему о скрытых удовольствиях мазохизма.

Убрав телескоп и морской бинокль в шкаф, Тедди запер входную дверь на два замка. Если оставить в стороне размер комнат и вид на Ист-ривер и здание ООН — что хоть как-то компенсировало сумму в сто двадцать одну тысячу долларов, выложенную за квартиру, не считая расценок за услуги, доходившие до пятизначных цифр, — площадь Объединенных Наций сверкала всеми красотами морга. Даже лифтеры и портье имели пепельно-серые лица людей, постоянно общающихся с едкими химическими реактивами.

— К кому мне следует обратиться, чтобы в мою квартиру больше никого не пускали?

— К старейшему портье, — ответил лифтер, пока кабина неслась вниз к вестибюлю. — Если хотите, я могу передать ему вашу просьбу.

— Будьте добры, — сказал Тедди, протягивая доллар. — Франклин, квартира тридцать один.

— Уже обставляетесь, сэр?

— Нет, еще не начал.

Помимо своей воли Тедди прошел мимо «Трактира с часами» и быстро проскользнул на заднее сиденье автомобиля до того, как водитель успел оторваться от рулевого колеса.

— Поедем назад в контору, Фрэнк.

Тедди откинулся на мягкую обволакивающую кожу сиденья. Его «Серебряной тени» было уже около года, но кожа все еще обладала сильным, свежим и слегка терпким запахом, напоминающим дующий с реки ветер. Это был хороший запах; кроме него, были и другие: сосновый бор, зелень поля для гольфа, выдержанное виски, дым лесного костра — и, конечно же, Барбара, которая сочетала все эти запахи и заставляла Тедди испытывать физическое наслаждение от самого процесса дыхания. Тедди взглянул на часы: сейчас Барбара, вероятно, доканчивает кофе, а Франсуа, прикидывая в уме счет, играет ее пальцами, в который раз описывая прелести древнего родового замка и запутанную внутреннюю политику винодельческой провинции Медок. Но, разговаривая, француз ведь касался Барбары; выделения из его пор проникали в ее тело, отравляя ее. Тедди жил в постоянном страхе быть отравленным, словно вращался в кругах, чьими частыми гостями были наследники Борджиа, единственный смысл жизни которых заключался в том, чтобы подсыпать какой-нибудь таинственный и смертоносный дурман в суп с креветками, который нес для Тедди официант. Ненормальный страх получить внезапно сильную дозу яда уходил корнями в глубокое детство, когда Тедди съел окорок, в котором завелись черви, единственным следствием чего явились промывание желудка в ближайшей больнице и двадцатичетырехчасовые боли в животе — в основном, результат самовнушения. Тогда Тедди было семь, но и теперь, сорок лет спустя, от одной мысли об окороке у него перед глазами начинали неистово плясать круги. Сняв трубку телефона, Тедди набрал номер станции.