Наталья Калинина - Театр любви

— Почему? Я люблю тебя.

— Ты не знаешь меня. Я стал другим.

Он опустил голову.

— Я тоже изменилась.

— Мы не сможем быть вместе.

— И не надо. Будем видеться, когда ты захочешь.

Он встал и теперь смотрел на меня сверху вниз. Я съежилась под этим пристальным взглядом.

— У тебя изумительное тело. Я бы так хотел тобой обладать. Я бы очень этого хотел.

— А я хотела бы во всем тебе подчиниться.

— Не могу. Не могу. После того, что со мной случилось.

Я поняла, что плачу. Его лицо расплылось передо мной, превратилось в светлое пятно.

— Ее убили, — услышала я. — Только из-за того, что считали моей любовницей. Она не была моей любовницей в том смысле, какой обычно под этим подразумевается. Но мы были с ней очень близки. Эта женщина помогла мне выбраться из ямы, в которую я упал, встать на ноги. Она в меня поверила. Они убили ее потому, что хотели сделать мне больно. Им это удалось.

Я почувствовала, как он лег рядом. Протянула руку. Его голова очутилась на моем плече. Волосы у него были мягкие, как у ребенка. Мои пальцы помнили ощущение от прикосновения к этим волосам.

— Ты имеешь в виду Уланскую? Апухтин рассказывал мне про нее.

Я прикусила язык. Я не имела никакого права выдавать чужие тайны.

— Меня предупредили, что они могут пойти на все. В какой-то момент я решил, что они тебя подослали убить…

— Как ты мог такое подумать?

— Тогда признавайся: кто тебя подослал? Тебя ведь подослали, верно?

— Я должна была убедиться, что ты это ты.

— Убедилась?

— Да.

— Ты так и доложишь своему начальству?

Он горячо дышал мне в шею. Его кожа пахла волнующе знакомо.

— Не знаю, что я им скажу. Главное, я нашла тебя.

— Если хочешь, можем заняться с тобой любовью, моя замечательная девочка.

Я вдруг вскочила с кровати и, чтобы не закричать, зажала рот обеими руками.

— В чем дело? Ты ведь этого хотела?

— Ты… ты не он. Кто ты такой?

— Тише, лапочка. Мне самому давно надоело ломать эту комедию. Шеф в загранке. Но об этом не должна знать ни одна живая душа. Я его… помощник. Иди сюда, чего испугалась?

— Отвези меня в гостиницу, — потребовала я. — Это недоразумение. Я приняла тебя за другого.

— Ясное дело — за Леонида Павловича Щеглова. Здорово у меня получается, верно? Нас все путают, кроме Уланской. Она никогда нас не путала.

Теперь, когда этот человек перестал играть, я окончательно убедилась в том, что это не Саша. Он был очень похож на него всем — чертами лица, фигурой, голосом. Только все это имело совсем иное духовное наполнение, чуждое Саше, а значит, и мне.

Я даже не спросила, как его зовут. Это не имело никакого значения.

— Не хочешь — не надо. Мне этого добра хватает. — Он встал, закурил сигарету. — Давай выпьем шампанского, и я отвезу тебя домой. Не бойся — я за рулем чуть ли не с пеленок, а потому глоток шампанчика мне не повредит.

Я уже второй день жила на даче, куда Апухтин отвез меня прямо из аэропорта. В мое отсутствие, которое длилось два с половиной дня, здесь никто не появлялся.

— Все-таки позвони домой, — сказал Апухтин, пройдясь по всем комнатам и заглянув в сарайчик. — Хотя бы из любопытства.

— Я не из любопытных.

— Этого не может быть. Все эмоциональные люди любопытны.

Я горько усмехнулась:

— Эмоции это что-то вроде музыки. Фантазии, в которые веришь, чтоб выжить.

Апухтин сел в плетеное кресло на террасе и с удовольствием вытянул ноги.

— Это моя вина. Плюс ко всему прочему непростительная оплошность. Мои питерские коллеги будут еще долго надо мной потешаться.

— Они знают про эту систему двойников?

— Да. Но очень немногие, буквально единицы. Даже твой друг Варфоломеев пребывает в полном неведении.

— Этот Щеглов, как мне кажется, ворочает большими делами.

— А тебе бы не хотелось встретиться с оригиналом?

— Нет. — Я решительно замотала головой. — Музыка умолкла. Мир погрузился в полную тишину.

Апухтин, прищурившись, взглянул на меня.

— У тебя не найдется кофе в зернах? Я могу сварить замечательный бодрящий напиток.

Я достала жестянку с кофе и электрическую кофемолку. Он попросил керамическую ступку.

На веранде запахло, как в Елисеевском гастрономе моего детства, куда мы частенько ходили с бабушкой. В окна уже начали заглядывать первые звезды. В зарослях ромашек возле двери строчила цикада.

Мы молча пили крепкий душистый кофе, каждый думая о своем. Я была благодарна Апухтину за его ненавязчивое присутствие. Наверное, одной мне было бы сейчас совсем плохо.