Франсуаза Саган - В ловушке любви

— Ну, вот видите, — сказал он. — Вы говорите и делаете одни только глупости. Как подумаю, что только что страшно разволновался из-за вашего звонка. Нет, нет, Жозе, доверьтесь своему другу Юлиусу. Живите, как живется, и не забивайте себе голову ерундой.

Ну, а теперь он говорил совершенно как Злой Серый Волк, и мне все меньше и меньше хотелось становиться Красной Шапочкой. Хотя, с другой стороны, я вынуждена была признать, что если мои опасения ложны, то всем этим разговором я поставила Юлиуса в очень деликатное положение. Он также не мог сказать мне без обиняков, что вовсе не желает делить со мной постель, а все эти уловки были для него спасительным убежищем. Не успела эта мысль возникнуть у меня в голове, а я уже обеими руками вцепилась в нее. Она устраивала меня во всех отношениях. Во-первых, это было просто и ясно. А потом, вспоминая некоторые фразы нашего разговора, я сделала вывод, что Юлиус, скорее, тот мужчина, который устал от женщин, и испытывает больше раздражения от общения с ними. Юлиус интересовался лишь своими делами и властью, ну и может быть, еще одной симпатичной женщиной, которой хотел помочь. А все остальное было лишь плодом моего воображения, моего и Дидье, чья обостренная чувствительность заставляла во всем видеть страсть. Я вздохнула с облегчением. Не с полным, конечно. Что-то, словно заноза, мешало мне считать этот вопрос полностью разрешенным. Однако, я сделала все возможное, стараясь не выглядеть смешной. И если у Юлиуса и были какие-то темные замыслы, то мое беспокойство и резкое противодействие должны были открыть ему глаза. Я даже немного оживилась. Мы вспомнили вчерашний вечер в Опере, и я похвалила Юлиуса за быструю реакцию, а он меня за находчивость. Мы обменялись теплыми словами по поводу Дидье, несколькими остротами в адрес мадам Дебу, и Юлиус проводил меня домой. В машине он просунул мою руку под свой локоть и, похлопывая по ладони, весело, словно школьник, всю дорогу болтал. Поразмыслив, мне стало немного стыдно за то, что я приписала этому неуклюжему, но порядочному человеку маккиавеллевское коварство. Бескорыстие — не пустой звук, и если брат Дидье со своими красивыми глазами и большими руками так и не смог этого понять, то тем хуже для него. Легко судить и презирать других. Слишком легко. Завтра же я все объясню Дидье и заставлю его поменять свою точку зрения. Да, я, конечно, была права, когда столько колебалась, не в силах решиться на эти глупые и смешные выяснения отношений. Надо всегда следовать своему инстинкту. Плохо лишь то — по крайней мере в моем случае, — что инстинкты слишком противоречивы. В следующий раз, когда я отправлюсь в Салину, я обязательно распробую ромовую бабу. А то я так и не смогла понять: вкусная она или отвратительная.

Когда я вернулась домой, меня окликнула консьержка. В руках у нее была телеграмма. В ней сообщалось, что Алан серьезно болен, что я немедленно должна была вылететь в Нью-Йорк и что в Орли меня ждет оплаченный билет. Телеграмма была подписана матерью Алана. Я тут же позвонила в Нью-Йорк и попала на дворецкого. Да, ответил он, господин Аш болен и лежит в клинике. Нет, что с ним случилось, он не знал. Да, мадам Аш с нетерпением ожидает моего приезда. Отчаяние охватило меня. Сердце сжалось. Ничего не понимая, я стояла посреди разбросанных искусствоведческих журналов, не понимая, откуда они взялись. Моя сегодняшняя жизнь показалась мне нереальной. Алан болен. Может быть, он даже умирает. Сама эта мысль была для меня невыносима. Был ли Нью-Йорк ловушкой или нет, но я должна была отправиться туда как можно скорее. Я позвонила Юлиусу. Он был великолепен. Он нашел мне самолет, который вылетал через четыре часа, заказал место, заехал за мной и отвез в аэропорт. Все это время он был спокоен, как скала. Когда мы прощались с ним у регистрационной стойки, он просил меня не волноваться. Он сам должен был лететь в Нью-Йорк на следующей неделе. Теперь он постарается ускорить свой отлет. Так или иначе, он обещал позвонить мне на следующий день утром в отель «Пьер», где у него был постоянно забронирован номер. В этом номере он и предложил мне остановиться. Я была согласна на все. Его спокойствие, организованность и милое отношение придали мне силы. А когда я оглянулась и увидела его, стоящим у барьера с поднятой в прощальном жесте рукой, то подумала, что расстаюсь с очень дорогим и близким другом. А ведь правда: за эти три месяца он стал моим покровителем, в самом благородном смысле этого слова.