Рози Томас - Скверные девчонки. Книга 2

— Джулия, ты приехала, чтобы остаться?

— Если ты меня примешь.

В ответ он лишь крепче прижал ее к себе.

Феликс, в утреннем халате, стоял у одной высокой стены, выходящей на Итон-сквер. Уже несколько недель шли дожди, но сейчас появились приметы бабьего лета. Часть неба уже очистилась от туч, и лучи солнца просвечивали сквозь набрякшие листья деревьев, отбрасывавших длинные тени, столь характерные для осени.

Феликс вспоминал былые дни, проведенные с Джулией и Мэтти, и другую квартиру с видом из окна на лондонские платаны. Сначала тайна девушек отдаляла их от него, но все же они трое тянулись друг к другу, пока он не полюбил их обеих.

Все эти годы он хранил рисованные с них наброски. Но в апреле, после телефонного звонка Джулии, когда она сообщила ему эту невероятную новость, он подошел к столу и вытащил папку.

На первом рисунке подруги были изображены развалившимися на постели Мэтти. Мэтти читала журнал, а Джулия — толстенный роман. Первая лежала в свободной позе с оголенными бедрами, а рядом с ней — Джулия, темноволосая и с сердитым взглядом, с острыми выступающими из-под тонкой кожи костями. Глядя теперь на свою работу. Феликс понял, что неосознанно, по-мужски тянулся к ней. И он видел, что они были всего лишь детьми, старавшимися изображать испорченных девчонок.

Этот рисунок был сделал двадцать два года назад, но оказалось, что он все еще помнит их реакцию на него.

— Не очень-то красивыми ты нас изобразил, — обиделась тогда Джулия.

А он сказал им, что у них есть нечто большее, чем красота, — стиль. И этот стиль они сохранили обе, каждая свой собственный, независимо от тех перипетий, которые им преподнесла судьба.

Он вытащил второй рисунок и стал внимательно его рассматривать. На нем они были втроем: Мэтти, Джулия и Джош. Они слушали «Рок вокруг часов». Это было так давно, что даже эта мелодия уже казалась невинной чепухой. Феликсу нравился этот рисунок. Одно время он висел у него над каминной полкой.

С того мрачного апрельского дня он часто открывал папку и доставал эти рисунки. Но в это утро, в желтоватом свете начинающейся осени, он подошел к своему рабочему столу и лишь прикоснулся к папке, а затем вышел из комнаты. Он даже не повернул головы, чтобы взглянуть на хрусталь Джорджа или на современные картины и прочие стоявшие повсюду старые и новые вещи.

После прихода Вильяма исчезла старомодная опрятность, и в квартире теперь царил беспорядок. Он оставлял открытыми книги и журналы на мраморных консолях, а сам валялся, задрав ноги, на диванах, обтянутых бледным шелком. Он выгружал из своих карманов содержимое и запихивал его в драгоценные вазы, оставлял кофейные чашки, эскизы и сброшенные туфли где только мог.

Придя на кухню, Феликс приготовил чай, сервировал поднос и направился с ним в спальню. Вильям приоткрыл глаза и зевнул. Опустив поднос возле постели, Феликс отдернул занавеси, чтобы впустить солнечный свет. Приподнявшийся было Вильям опять откинулся на подушки. Он всегда был соней, и по утрам ему требовалось длительное время на пробуждение.

Обычно Феликс подавал чай в постель, и Вильям был благодарен ему за это. Выражение благодарности — одна из самых привлекательных черт характера Вильяма, он благодарил даже за самые пустячные мелочи, которые делались для него. В этом было его особое очарование. Они жили вместе уже полгода, и Феликс открывал в нем для себя все новые достоинства.

Налив чашку чая, Феликс подал ее Вильяму. Тот жадно выпил чай. Он лежал, закинув руки за голову. Густые темные волосы вились у него под мышками и на груди. Феликс положил ладонь на его теплую грудь, ощущая под пальцами упругие холмики мышц. Они дружески улыбались друг другу.

— В какое время нам нужно там быть? — спросил Вильям.

Лицо Феликса стало грустным.

— В одиннадцать часов. Я пойду приму душ.

Потом он вернулся, неся в руках темно-серый костюм на плечиках.

— Но ведь это торжество, — мягко напомнил ему Вильям, — а не похороны.

— Я знаю, что не похороны, — ответил Феликс.

В этот день служили поминальную мессу по Мэтти. А вечером в клубе «Ночная фиалка» устраивался вечер, посвященный ей.

Потрясение и отчаяние, которые друзья пережили на похоронах, уже притупились, так что можно было устроить этот праздник.

Феликс опять повесил темный костюм на вешалку и достал кремовый. Засунув голубой шелковый носовой платок в нагрудный карман, он надел голубую рубашку в тон. Рядом с ним Вильям, встряхивая плечами, надевал голубой с белым летний полосатый жакет.