Хизер Макэлхаттон - Маленькие ошибки больших девочек

Ты заигрываешь с ним. Он заигрывает с тобой. Потом наступает момент, когда он убирает волосы с твоего лица, наклоняется и целует тебя. Это божественно. Ты подталкиваешь его к постели, представляя, как будешь заниматься с ним самыми неприличными из известных тебе гадостей.

То, каков он под одеждой, тебя не разочаровывает. Вы целыми днями торчите в постели. Твое лицо все время разгоряченное, твои бедра все время подрагивают. Потом возникает новое чувство, на которое ты пытаешься не обращать внимания. Появляется тупая боль в груди, тревожная нежность. Питер должен был стать одноразовой игрушкой, но у тебя появляются к нему чувства. Ты начинаешь мечтать, как он будет сидеть с книжкой на парадном крыльце или разводить огонь в камине. Тебе хочется ему готовить — это дурной знак.

Слишком много жизненной энергии — это тоже нехорошо. Иногда тебе кажется, что он хочет и может заниматься этим двадцать четыре часа в сутки. Вы только закончили, а он уже снова готов — для тебя это непривычно, ведь городские мужчины такими не бывают. Может, тут дело в трезвости, или стойкости, или лютом холоде. Здешняя жизнь начинает казаться не такой уж скучной, работа превращается в веселое хобби, восьмичасовой отдых от твоего гиперсексуального парня из северных лесов.

Да, ты влюблена и называешь его своим парнем. И для тебя становится ударом, когда весной он говорит тебе, что уезжает учиться в колледж. Ты рыдаешь. (Для молодого человека это слишком горестное зрелище, он пожимает плечами, трет костяшки пальцев и просит тебя «не принимать это так близко к сердцу».) Как заставить его передумать? Что могло бы вынудить его изменить свое решение и остаться с тобой навеки?

Есть только одна вещь, которую северяне ценят превыше всего. Это семья. Если бы ты сказала Питеру, что беременна, он точно остался бы. Без вопросов. Пошел бы работать на лесной склад к своему отцу и переехал бы жить к тебе. Он взял бы на себя эту ответственность и избежал многих лет долгов, разочарований и ожиданий. Посмотри правде в глаза — он все равно потом вернется сюда для того, чтобы работать у своего отца и жениться на толстозадой лютеранке, которая никогда не будет с ним в постели такой, какой можешь быть ты.

Если ты говоришь Питеру, что беременна, перейди к главе 116.

Если ты не говоришь Питеру, что беременна, перейди к главе 117.

Ты говоришь отцу, чтобы он сам садился в чертову машину и ехал домой без тебя. «Господь все видит!» — кричит он. «И его туда же», — парируешь ты, отчего отец заметно бледнеет. Ну и пусть. Какое тебе дело до того, что Бог обо всем этом думает? Богу до тебя нет никакого дела. За каждую твою ошибку, неверный расчет, неудачу или упущенную возможность наступает скорая расплата, но Он тебя не направляет. Люди говорят, что Бог — творец: только взгляни на склоны Голубых гор, на сирень, на королевских бабочек! Да, Он, может быть, и художник, но уж точно не хореограф.

Так что ты остаешься в участке и сидишь в одной камере с крупной чернокожей женщиной по имени Алексис Лав, которая днем и ночью занимается агрессивным вербальным сексом с женщиной из соседней камеры. Тебе предоставляют адвоката, который организовывает пресс-конференцию. Перед тобой море щелкающих камер и ярких огней. Ты рассказываешь ухмыляющимся репортерам о том, что состоишь в группе художников-активистов, студентов, которые исследуют пределы своего права на свободное выражение мыслей, данное первой поправкой к конституции. Твои родители вносят залог. По дороге домой ты покупаешь себе жареную курицу, а потом долго принимаешь горячий душ.

На следующий день раздается звонок, и тебе предлагают персональную выставку в ведущей галерее в Сохо. Выставка будет называться «Ниспровергательница». Она будет посвящена разрушению и реконструкции. Ты делаешь снимки всех работ ГОПНИКов, увеличиваешь их, ты фотографируешь все плакаты, которые вы переделали, и, прижав их камешками, раскладываешь по галерее в разных неудобных местах. Например, перед парадным входом, перед выходами и перед туалетами, так что публика вынуждена как-то на них реагировать.

Эффект разорвавшейся бомбы. Восторженно-безумные рецензии. У тебя проходит еще две выставки, ты даешь интервью для «Артньюс», и о тебе выходит статья в «Нью-Йорк таймс». Возможно, ты выплыла на волне интереса к искусству или дело в падкости горожан на всякую ерунду, но факт остается фактом: ты стремительно превращаешься в какую-то странную светскую фигуру — безнадежно прекрасную молодую художницу из Нью-Йорка. Ты посещаешь лучшие вечеринки, «правильные» рестораны и начинаешь встречаться с еще одним «талантливым» художником по имени Джек.