Паскаль Брюкнер - Парадокс любви

У современных супругов вызывает ужас перспектива вырождения их совместной жизни в союз двух евнухов, подобных «двум брошенным на железнодорожных путях вагонам, которые сталкиваются в любовном акте» (Зеруйя Шалев). Этим можно объяснить роль сексолога, тренера, экс-порнодивы вроде Брижитт Лаэ, превратившихся, благодаря радио и газетам, в учителей наслаждения, чья миссия — избавить своих клиентов от чувства вины и с легкостью посвятить их в тайны сладострастия. Предвкушение лакомства, свойственное шеф-повару, который делится с вами кулинарным рецептом, соединяется у них с серьезностью эксперта, ведущего вас за руку сквозь сложный лабиринт. Педагоги и одновременно великие колдуны, они комбинируют модели, заимствованные из двух областей: воспитания и инициации, отсюда назидательный тон, позволяющий глубокомысленно преподносить нечто чудовищное и толковать об интимном благородным языком наставничества. Эти брачные консультанты отказываются от всякого намерения шокировать (исключая некоторые «молодежные» радиостанции, где по-прежнему принят стиль классической гривуазности), они не хотят быть разрушителями, но смотрят в будущее и предлагают каждому освоить всю клавиатуру чувственности.

«Пробудите ваше желание» [52] См.: Psychologie magasine , июль-август 2009. Здесь рекомендуется, в частности: есть в постели вишню, шоколад, делиться планами, отдавать предпочтение физическим контактам, формулировать ожидания… , — каждый месяц, каждый триместр умоляют журналы: так сильно пугает нас крах либидо. Современные любовники держат экстравагантное пари, совмещая интенсивность и длительность, воду и огонь, с риском потерять и то, и другое. Ибо время имеет власть разрушать самые страстные наши желания. Как бы ни был горяч темперамент, однажды он в конце концов охладевает. Для меня невыносимо сознавать, что я желаю другого не так пылко, как прежде, — и я досадую на него: отчего он не способен возбудить во мне того порыва страсти, который некогда меня испепелял. Невыносимо констатировать постепенную нейтрализацию нашего эротического потенциала. Винить в этом следует не другого — бедного смертного, такого же как я, а слабость нашей телесной конституции. Длительная сексуальная жизнь — одна из самых трогательных утопий современного мира; трагическую ее сторону составляет ослабление желания, даже когда его поддерживают наподобие священного огня. Горестно видеть, как двое, которые не могли провести в уединении больше пяти минут, чтобы не наброситься друг на друга, в итоге годами сосуществуют в полном спокойствии, без чувственных бурь, исключая короткие интермедии. Попытка с неослабным рвением предаваться излишествам в высоких сферах сладострастия останется одной из волнующих страниц истории любви на Западе. Целомудрие, вызванное истощением аппетита, эффективнее всякого подавления. Вот лишнее доказательство того, что мы бессильны управлять «биологией страстей» (Жан-Дидье Венсан).

Об экстравагантности нашей эпохи свидетельствует безрассудная мечта: всё в одном. Одно-единственное существо должно сосредоточить в себе полноту моих устремлений. Кто способен соответствовать таким ожиданиям (к тому же есть личности, чей мир богат, а есть и другие, которые довольствуются тем, что паразитируют на вашем)? Невероятный рост числа разводов в Европе объясняется, вопреки общему мнению, не эгоизмом, а нашим идеализмом: невозможностью жить вместе, тесно связанной с трудностью оставаться одному. Губит брак его завышенная самооценка, а не разочарование. Не осталось ничего, кроме любви, «сокрушительного взора божества» (Андре Бретон), — в этом суть проблемы. Лодка перегружена, на нее возложены чрезмерные надежды, и она в конце концов идет ко дну. Мы страдаем не от сухости сердца, а от того, что оно переполнено влагой и склонно изливаться.

Мы часто слышим: «Я еще верю в великую любовь», Но верить-то надо в людей — уязвимых, несовершенных, а не в абстракцию, какой бы прекрасной она ни была. Любить любовь больше, чем самих людей, значит витать в облаках. Чувство, вначале исключенное из брака, подточило его изнутри, а затем поставило под удар самое себя из-за непомерных притязаний: ненасытность подписывает ему смертный приговор, Лишившись препятствий, которые тормозили его развитие и тем его оживляли, оно было вынуждено искать способы возрождаться в самом себе. Любовь убивают не помехи, а слишком легкая победа. Перед страстью, говорят, нельзя устоять — увы, страсть преодолевает все, кроме самой себя. Классическая трагедия противопоставляла невозможную любовь и жестокий порядок; трагедия нашего времени — это самоубийство любви: гибель вследствие собственного триумфа. Воплощаясь, она себя уничтожает, ее апофеоз совпадает с закатом. Никогда наши романы не были столь скоротечны, никогда они не обретали столь стремительного исхода в супружестве — ведь их развитие не встречает никаких преград. Беда коварнее любой другой, ибо она порождена пресыщением, а не голодом.