Анна О'Брайен - Фаворитка короля

— Я скажу, когда будете не нужны! — Вспышка гнева полыхнула в глазах, удивив меня, а потом так же внезапно угасла. Голос его зазвучал ласково. — Прошу прощения. То, что происходит здесь, должно остаться только между нами.

— А вы не верите, что я умею держать язык за зубами?

— Я не об этом веду речь. — Он снова всматривался в меня своими огненными проницательными глазами, и я не в силах была отвести взгляд.

— Я понимаю, что вы собирались сказать. Понимаю, что вы не хотите обидеть ее величество.

— А вы полагаете, ей не будет обидно узнать об этом? — Он вскочил на ноги и вдруг отошел как можно дальше от меня, в другой конец комнаты. Так кто же из нас попал в ловушку? Я украдкой наблюдала за ним. — Плоть греховна, — пробормотал он. — И грехи ее станут преследовать нас.

— Я не сплетница, государь, — сказала я на это.

— Сколько вам лет? — хриплым голосом спросил Эдуард.

— Семнадцать лет, милорд, а может быть, и восемнадцать [37] В возрасте 16 лет Алиса уже родила королю сына Джона (впоследствии сэр Джон де Саутрей), а затем еще двух дочерей — Джейн и Джоанну. .

— Нас разделяет столько лет, столько жизненного опыта, который есть у меня и которого нет у вас. А знаете что, Алиса? Я ей ни разу не изменял. Ни разу за все тридцать лет нашего брака [38] В 1363 г. Эдуард и Филиппа были женаты уже 35 лет (их свадьба состоялась в 1328 г.). . Не обращайте внимания на слухи, будто у меня были любовницы. С того дня, когда мы обвенчались, я не нарушал свою клятву. А вот теперь…

«А теперь она сама просила тебя завести любовницу!»

Как сохранить столько тайн? Для этого нужно обладать ловкостью жонглера, который подбрасывает в воздух один за другим множество предметов, но ни одного не роняет. Или талантом искусного ткача, который сплетает в единое целое множество нитей разных цветов и оттенков. Способна ли я не проболтаться? Есть ли у меня такой талант? В голове зазвучали слова графини Джоанны: «Женщине очень важно умение быть двуличной, чтобы с толком пользоваться теми талантами, какими она наделена». И тут же я мысленным взором увидела жестокую улыбку на ее губах. Потом прогнала ее из своих мыслей. В наших с Эдуардом попытках найти общий язык не было места цинизму Джоанны Прекрасной. Я ждала, что еще скажет король, а внутри меня все трепетало, словно там была полная клетка зябликов.

— Когда я дотрагиваюсь до нее, ей приходится закусывать губы, чтобы не стонать от боли. — Делая это признание, Эдуард отвернулся и положил ладони на крышку сундука, склонил голову, плечи его напряглись. — Я люблю свою жену, но я хочу вас, Алиса. Это очень плохо?

— Уикхем сказал бы, что плохо, милорд. — У меня еще не остыла злость на поповские упреки.

— А что скажете вы ?

— Скажу, что вы мой король и вправе требовать от меня повиновения, милорд, — дала я ему единственно возможный ответ.

— Слишком простой ответ, который сглаживает все сложности, — скривился король. Наступило долгое и тяжкое молчание. Король раздумывал и колебался. Потом сказал: — Если тебе придется делить со мной ложе, то и называть меня ты должна просто по имени.

— Эдуард, — попробовала я произнести то слово, которое так часто писала в последнее время. И улыбнулась. Должно быть, король по голосу догадался, что я улыбаюсь, и бросил на меня взгляд через плечо.

— Что смешного?

— Непривычно звучит.

— Непривычно… А ты знаешь, сколько человек называют меня просто по имени, Алиса?

— Не знаю, государь.

— Я могу пересчитать их по пальцам одной руки. Все друзья моих юных лет умерли за последние два года. Нортгемптон, храбрейший из моих военачальников. Его больше нет. Сэр Джон Бичем, который был моим знаменосцем при Креси. Ланкастер, которому я доверял больше всего. Годы — жестокая вещь, Алиса. Ты еще слишком молода и не знаешь этого. А они отбирают у нас здоровье, друзей, надежды, и ничего вернуть уже нельзя. — Взгляд его стал грустным, мысли обратились к чему-то далекому и не известному мне. В камине рассыпалось еще одно полено, остальные зашевелились, будто напоминая королю, кто он и как ему надлежит держаться. Эдуард медленно поднял голову. Распрямился, губы сжались, резче обозначились морщины на лице. — Мне не позволено стареть. Я король.

Я тоже поднялась, мои тревоги были заглушены сочувствием к нему, хотя я ни за что не посмела бы чем-то выразить это сочувствие. Передо мной стоял гордый воитель, всю свою жизнь проведший в сражениях, но по-прежнему нуждавшийся в утешении. И ведь он об этом не попросит, он до могилы будет нести на своих плечах бремя королевского достоинства, пусть оно и обрекает его на безмерное одиночество. Я медленно приблизилась к королю, протянула ему кубок, потому что свой он забыл на крышке сундука.