Слишком жесткие. Слишком темные. Слишком короткие, чтобы заплести в косы. Да вообще слишком короткие!
— Лучше такие, чем те, остриженные до самого затылка, что были у меня, когда я стала послушницей! — язвительно ответила им я.
Они затолкали волосы под золотую сеточку, а сверху набросили покрывало из какой-то воздушной ткани, которая красиво развевалась, стоило мне пошевелиться, и скрепили все повязкой-валиком, словно пряча последние следы моей прежней жизни. Никакого апостольника. Я дала себе зарок никогда больше не носить апостольник.
— Теперь надень вот это… — Я натянула тонкие чулки с подвязками. Ноги мне обули в мягкие туфельки.
Я оглядела себя, затаив дыхание, чтобы все это великолепие вдруг с меня не свалилось. Ноги ощущали тяжелую ткань пышных юбок, издававших тихое шуршание, когда я неуверенно шагала по комнате. Ребра сдавливал туго зашнурованный корсаж, глубокий вырез приоткрывал не очень-то заметные груди. Я чувствовала себя совсем не в своей тарелке, будто меня нарядили для участия в представлении, какое я однажды видела на Крещение в аббатстве.
Это горничные у королевы наряжаются в такие роскошные одежды?
Я брыкалась, пытаясь откинуть назад мешавшие юбки и наслаждаясь тем, что одета по моде (пусть я ее и не освоила еще), когда распахнулась дверь и вошла Изабелла. Обе служанки присели в реверансе до самого пола. Я последовала их примеру, показав недюжинное умение обращаться с тяжелыми складками дорогой ткани, но прежде успела заметить, как принцесса недовольно поджала губы. Изабелла, по чьей милости я прозябала на поварне, не спеша обошла вокруг меня.
— Неплохо, — оценила она, и я зарделась. — Взгляни сама. — И протянула мне маленькое зеркальце, висевшее у пояса на цепочке.
Ой, только не это! Я вспомнила тот предыдущий раз, когда смотрелась в зеркало, и спрятала руки за спину, как нашкодивший ребенок.
— Нет-нет! Не стану!
— Отчего же? — спросила она с издевательской усмешкой.
— Боюсь, мне не понравится то, что я увижу, — ответила я, упрямо не опуская глаз под взглядом принцессы.
— Ну что ж, это правда. Ничего другого ты сделать не в силах, так что поступаешь, должно быть, вполне разумно, — проворковала Изабелла, но сочувствие в ее голосе смешивалось с презрением.
Она властно взмахнула рукой, и в напряженном молчании я проследовала за нею по коридорам в светлицу, где сидела со своими дамами Филиппа.
— Что же, Maman, вы ее вымыли и нарядили. Насколько это вообще возможно…
— Ты лишена милосердия, Изабелла. — Ответ королевы прозвучал неожиданно сурово.
— И что нам теперь с ней делать? — спросила Изабелла, которую нелегко было смутить.
— То, что я и собиралась сделать с самого начала, пока не вмешалась ты. Она станет одной из моих фрейлин.
Фрейлиной королевы? Изабелла в изумлении подняла брови. Кажется, я тоже. Потрясение был таким сильным, что я даже не задумалась над тем, как это может быть истолковано.
— Но вам совершенно не нужна она ! — воскликнула Изабелла, не в силах поверить в серьезность намерений матери. — У вас их и так уже добрая дюжина…
— Да? — Улыбка — на мой взгляд, весьма грустная — тронула губы королевы. — Возможно, как раз она мне и нужна.
— Так выберите благородную девушку. Богом клянусь, у нас хватает дворянок…
— Я лучше знаю, что мне нужно, Изабелла. — Королева жестом отпустила дочь, а мне протянула четки.
— Миледи…
Я не могла найти слов. Пальцы сомкнулись на драгоценных жемчужинах. В одно мгновение, одним четким распоряжением и одним-единственным жестом королева отринула враждебность дочери к выскочкам из низов общества, а мою жизнь перевернула совершенно.
— Вы об этом пожалеете! И тогда не говорите, что я вас не предостерегала. — Изабелла оставила последнее слово за собой. Ей было совершенно наплевать на то, что я тоже ее слышу.
«Но отчего? Отчего она выбрала меня?» — эта мысль неотступно вертелась в моей голове, пока фрейлины расходились выполнять свои обычные поручения.
— Почему же меня? — высказала я свой вопрос вслух. — Чем я могу быть полезна вам, ваше величество?
Филиппа с несвойственной ей суровостью всматривалась в меня, словно пыталась отыскать ответ на этот вопрос.
— Ваше величество…
— Извини, я задумалась… — Она закрыла глаза, а когда открыла их снова, в них почти неуловимо отражалась грусть, но заговорила она со мной весьма ласково: — Когда-нибудь я скажу тебе об этом. А пока… Давай подумаем, что нам с тобой делать.
Читать дальше