Джоанна Бриско - Будь со мной

Шепотом на ухо она рассказала, что уже все знает и поэтому поддалась отчаянию. Нахмурившись, глядя под ноги и почти прижимаясь друг к другу, мы двинулись дальше и по дороге говорили о ребенке. Потом я иногда пыталась восстановить в памяти тот разговор. Но так и не смогла.

Когда я в следующий раз увидела Мазарини, у меня было такое чувство, словно я пробудилась от долгого сна и в удивлении озираюсь по сторонам. Едва забеременев, я почувствовала появление ее призрака. Придя в гости в чужой дом, я увидела того, кто обязательно должен был снова появиться в моей жизни и встречи с кем я ждала годы. Тогда же я увидела, что мои воспоминания расходятся с действительностью, и поняла, насколько лжива и ненадежна человеческая память. Подспудно я ожидала встречи с ней всю свою жизнь. Чувство неудовлетворенного детского желания, стыда, страха всегда возрождалось, когда мне казалось, что я узнавала ее в определенных девушках, в женщинах, случайно встреченных на улице. Эйфория узнавания возникала всегда и медленно угасала, когда незнакомка проходила мимо, не обратив на меня внимания.

Я даже однажды попробовала переспать с женщиной. Я разошлась со своим «старичком», мне было обидно и одиноко, и я была готова к новым впечатлениям. На одной из вечеринок меня познакомили с женщиной. Ее сдержанная манера поведения чем-то напомнила мне Мазарини, и, снедаемая любопытством, вызванным нервным перенапряжением, я отправилась к ней домой. Мне хотелось вновь пережить какие-то ощущения из прошлого, но из этого ничего не вышло. Огонь во мне так и не зажегся, я разволновалась, и в конце концов мне пришлось, стыдливо извиняясь, уйти посреди ночи.

В гостиной МакДары за другим концом стола сидела Мазарини, и теперь ее звали Сильвия. От безмерного волнения и страха я чуть не лишилась чувств. Но она не стала разговаривать со мной. Я начала подозревать, что она не хочет быть узнанной. Постаралась перехватить ее взгляд, но она все время держалась в тени и редко поднимала глаза. Позже она рассказала мне, что не сомневалась тогда, что сможет разыскать меня через Рена.

Когда я увидела ее во второй раз, я уже не была так уверена, что это она, подумала, что могла и ошибиться.

— Мазарини! — полушепотом обратилась я к ней. Она подняла на меня ничего не выражающие глаза. Этот взгляд привел меня в смятение, ведь, в конце концов, я-то видела ее всего лишь несколько раз. Софи-Элен мне узнать было бы проще.

— Мазарини, — повторила я позже, как будто проверяя ее реакцию, хотя все так же страшилась соприкосновения с прошлым. Но она просто-напросто не обратила на меня внимания, с обычным спокойным и сдержанным выражением лица посмотрела в сторону, словно я и вовсе не обращалась к ней. Позже я поняла, чего она добивалась. Кем бы она ни была, ей хотелось, чтобы мы заново узнали друг друга, открыли бы себя как женщины. Все это было словно упоительный экзамен на взрослость.

— Мне действительно хотелось заново узнать тебя, — призналась в конце концов Сильвия после столь многих недель намеренного молчания, в течение которых она лишь слегка, тончайшими намеками давала понять о существовании прошлого. — И я хотела, чтобы ты узнала меня, а не того ужасного ребенка.

— Ты не была ужасным ребенком. Поэтому у тебя теперь другое имя? — спросила я.

Она помолчала.

— Имя мне дала мать, — ответила она наконец.

После разговора с Мазарини, после того как она впервые ко мне прикоснулась, во Франции мне оставалось пробыть еще всего пять дней. Подобного наслаждения я не испытывала никогда в жизни, и пройдут годы, прежде чем мне удастся испытать нечто похожее. Мои моральные устои были подорваны: мы уходили тайком, пока Софи-Элен помогала матери с детьми, я же, к тому времени уже вся в мыслях о мальчиках, каким-то образом смогла безболезненно принять тот факт, что занимаюсь любовью с девочкой. К тому же то, как я узнала, что она не мальчик, подлило масла в огонь моих чувств. Я стала ее любовницей. Она засела в моем сердце; проделывала со мной те штуки, о которых я уже слышала от Софи-Элен, контролировала мое дыхание, сознание и болевые пороги. Почти неосознанно я погрузилась в этот черный мир лишь затем, чтобы по прошествии многих лет удивиться самой себе.

Мазарини держалась подальше от новорожденного, и мы, уже испытывая зависимость друг от друга, старались проводить вместе секунды и часы. В мой последний вечер во Франции мы пробрались в мою комнату над гаражом. К тому времени я уже была влюблена, каждую секунду думала только об этом удивительном ребенке, которого всего-то неделю назад считала своим противником. Мы не могли остановиться. В ту ночь на восемь часов, говорили мы, мы стали друг для друга невестами.