— Пользуешься добротой незнакомцев? — сказал я.
Она улыбнулась, продолжая смотреть в окно, и глаза ее, скрытые тенью, оставались непроницаемыми.
— Ты был очень добр.
— Неужели?
— Да.
— Боюсь, что это не так.
— Ты пригласил меня сюда… дважды.
— Да. Извини. Мы ведь так ни разу как следует и не поговорили.
— Ты не обращал на меня внимания, потому что я показалась тебе неинтересной. И с чего бы мне быть интересной? Я же… Когда я с кем-нибудь встречаюсь первый раз, я закрываюсь в себе. А ты наоборот. Удивительно. Ты такой живой. Ты разговариваешь с людьми, шутишь, но это не обычная болтовня ни о чем. Когда ты разговариваешь со мной, мне кажется, что я тебя давно знаю.
— Я…
— Хотя, если на меня не обращают внимания, я ухожу в себя. Но мы-то сейчас разговариваем.
— Да. Господи, извини, я ведь такой невоспитанный вахлак. Иногда я просто забываюсь. Запутываюсь в собственных странных мыслях.
Сильвия замолчала. Она казалась очень худой, стояла, сильно наклонившись и далеко высунувшись из окна, словно собиралась нырнуть вниз головой, тонкие ноги даже немного прогнулись назад. Она посмотрела на деревья, окинула взглядом крыши домов. Из-за соседней двери в комнату вплыли звуки возни, разговоров и смеха трех Феронов, периодически прерываемые раскатистым хохотом МакДары. Иногда слышался голос Лелии. А ведь когда-нибудь здесь, в этой квартире, может жить ребенок, доказательство вечности человеческой жизни, еще одна единица в строю уже существующих. К нему будут приезжать мои родители, мать Лелии и будущие дети моих сестер. Но сейчас здесь была эта странная девушка, живущая одна в Блумсбери, не связанная кандалами семейности или прошлого, которая словно взирала на мир со стороны. У меня вдруг возникло желание пробиться сквозь ее гордость и защитить ее, обнять это хрупкое тело, затянутое в простой вязаный школьный свитер, поделиться с ней своей судьбой и заслонить от печалей, которые ее судьба уготовила ей.
— Приходи ко мне в офис, — сказал я. — Выберешь какие-нибудь книги. Чтобы почитать у камина.
— Спасибо. Когда будет время, — ответила она, и ее слова неприятно кольнули меня. — Было бы здорово.
— Можешь приходить, когда захочешь, — добавил я.
Она отвернулась от окна, посмотрела на меня и улыбнулась. Поддавшись внезапному порыву, я обнял ее, и она, поколебавшись какую-то секунду, прижалась ко мне так, словно я был ее отцом, и позже, проведя рукой по груди, я ощутил влажное пятно, которое оставили ее слезы, впитавшись в мой свитер.
Я проснулась за минуту до того, как приехали мусоровозы. Сердце билось как бешеное. Ночная рубашка была мокрой от пота и липла к груди, как будто я ночь пролежала в лихорадке. Ричард лежал рядом и храпел, как корнуолльский боров, а в перерывах между звуками, которые он издавал, с улицы доносился металлический лязг.
Я рывком поднялась.
— Дорогая, — пробормотал он, поворачиваясь ко мне. Его дыхание зацепилось за последний всхрап. Мы обнялись. Здесь, в темноте, под пропитавшимся потом одеялом, я была в безопасности. В такие минуты, как сейчас, жизнь казалась мне простой штукой: главное — это чтобы рядом с тобой всегда был человек, готовый обнять тебя.
— Чего ты вскочила? — спросил он.
— Кошмар приснился.
Он недовольно вздохнул, потрепал меня по голове.
— Опять тот же самый.
— Про экзамены? Бедный мой «синий чулочек».
— Нет, не этот, — сказала я.
К моему удивлению, оказалось, что кошмар про выпускные экзамены (в котором ты то никак не можешь найти аудиторию, где должны проходить экзамены, то твою курсовую неожиданно заворачивают, а то и вовсе про нее забываешь и вспоминаешь в последнюю секунду в совершенной панике) — это настоящее проклятие, преследующее всех преподавателей колледжей и вузов, даже тех, кто давно вышел на пенсию. Другой периодически повторяющийся сон снился мне реже и поддавался определению в меньшей степени.
Он был связан с сексом. Когда я его видела, я просыпалась от страха, но разгоряченная желанием. Действие в нем происходило в прошлом, когда я была ребенком. Сон был о детях, и дети занимались любовью, перешептываясь, залазили друг на друга, шурша телами. Они были где-то далеко, в другом пространстве, но иногда фокус невидимой камеры изменялся, происходящее приближалось, я становилась одной из этих детей и видела над собой ритмично движущееся лицо другого ребенка. Ребенок выглядел бесполо, как кукла, у которой на месте промежности лишь пластмассовый бугорок, но он терся об меня, отчего внутри меня все загоралось. Я знала, кто это. Но не могла заставить себя думать об этом. Мне хотелось ощущать себя в безопасности. Я хотела быть беременной и не бояться самой себя.
Читать дальше