Джоанна Бриско - Будь со мной

Промолчала. Я посмотрел на нее. Лицо бледное, ясное, как у девушки из французского фильма: открытое и чистое, с гладкой кожей и гордым изгибом полных губ. Глаза оттенены легкой синевой, как будто она стояла в неосвещенной комнате вечером. На ней было простое короткое и узкое платье, совершенно прямые волосы были темного тускло-каштанового оттенка. Бледность кожи как бы выпячивала каждую деталь ее лица: голубую жилку там, где начинались волосы, тени под глазами, ненакрашенные губы.

— А где же ты росла? — спросил я.

— Повсюду, — ответила она странным, тихим, немного скрипучим голоском. Я выжидающе смотрел на нее. Заметил, что, когда она говорит, я наблюдаю за ее губами. — Большей частью. А ты?

— В Корнуолле.

— О, — сказала она. — Там, наверное, очень красиво.

— Люди всегда так говорят. И так оно и есть. Но мне все время хотелось оттуда смотаться побыстрее. Подальше от коров.

Помолчали. Я колебался. С ней было невозможно разговаривать. Заметил, что разочарованно поджимаю губы.

— Что ж… — Я посмотрел в сторону, прикидывая, как бы лучше улизнуть.

— Такие выставки сплошная тоска, правда? — тихо сказала она. — Тебе вот скучно. — Посмотрела на меня, и уголки ее рта потянулись вверх в легкой улыбке. — Мне, похоже, тоже. Я представляла себе, в каких других местах я могла бы сейчас быть. — Едва заметное оживление наметилось у нее на лице.

Подождав немного, я спросил:

— И в каких?

Пару секунд она внимательно смотрела на меня, потом отвела взгляд.

— В любом другом месте, только бы не здесь, — сказала она.

— А скажи, — спросил я, задетый ее немногословностью, — чем ты занимаешься?

— О, — всматриваясь куда-то в сторону, она как будто ловила чей-то взгляд. — Я… изучаю литературу, собираюсь получить доктора философии. Еще я пишу. Для университетского журнала. А ты?

— Я…

— Знаешь, как сильно мне понравилась твоя книга? — вдруг как-то просто сказала она, не дав мне раскрыть рот. — Правда, очень понравилась. Сначала мне казалось, что совершенно не понравится, но постепенно пробрало; ты уловил его сущность. Я начала понимать его. Пока читала, мне казалось, что я жила с ним, что мы плаваем вместе, — Магелланов пролив, Огненная Земля; такие названия… — Она плавно двигала руками, причем только тогда, когда говорила; кончиками пальцев легко касалась шеи. — Это так удивительно — представлять себе места, в которых никогда не был, описывать человека, всю его жизнь.

Она отвернулась, словно сказала лишнее, потом посмотрела себе под ноги. Я тоже на них посмотрел. Оказалось, что она обута в небольшие узкие полусапожки, зашнурованные на голенищах, напоминающие обувь молодых женщин времен короля Эдуарда [8] Имеется в виду король Эдуард VII, правление которого в 1901–1910 гг. характеризовалось отходом от строгой викторианской морали. . Я заметил, что лодыжки у нее узкие и изящные. Она как будто смутилась.

— Спасибо, — сказал я.

Удовольствие елеем разлилось по душе… вопреки собственному мнению, вопреки ужасной оценке критика, писавшего рецензию на мою работу. Похвала эта послужила для меня наградой за все те бессчетные часы, проведенные в кабинете с книгами, за которые мне даже не заплатили как следует, за все две с половиной книги, вышедшие из-под моего пера на сегодняшний день. В этом уравнении величины были настолько разновеликими, что даже эти осколки запоздалой похвалы несли в себе море удовольствия.

Мы снова помолчали.

— Ты недавно в Лондоне? — наконец спросил я, стараясь быть вежливым.

— Около года.

— И?.. — Я вопросительно посмотрел на нее.

— Да, — ответила она. — Более или менее.

«Что за игра в молчанку?» — подумал я. Хоть ее взгляд говорил о почти агрессивной самодостаточности, у меня возникло желание как-то поддержать ее. Ее губы дернулись, словно ей стало стыдно за то, что я обнаружил одинокую природу ее существования.

— Позвони мне на работу, — я достал из бумажника визитку и, ощущая себя благодетелем, вручил ей. — Если хочешь, можешь забрать себе несколько книг из моего офиса… мои друзья постоянно у меня что-то берут почитать. Заодно разгребешь мои пыльные завалы. Мое рабочее место уже становится похожим на дом Айрис Мердок.

Она рассмеялась, по-настоящему, искренне, с морщинками у глаз.

Придвинулась ко мне ближе. От нее исходил запах абсолютной чистоты.

— Однажды я видела ее, в Норд Оксфорде, — сказала она. — Она была одновременно и уродливой, и красивой. Я тогда была с одним человеком, с которым мне не стоило быть, и вот посреди белого дня совершенно случайно встречаю на улице Айрис Мердок, как дух во плоти. У меня в сознании два этих человека с тех пор стали ассоциироваться. Хороший это был день.