Наталья Голубева - Судьбы изменчивые лики

Боже, как это было давно. Воспоминания о том, совсем другом мире, пожалуй, впервые сделали для Алекса такой понятной мысль о быстротечности времени. Каких-то 40 лет отделяли его от тех московских дней. А сколько всего с ним произошло, как быстро все менялось в жизни, его жизни. От воспоминаний мрачных картин незавидной общаговской, хронически голодной жизни Алексу стало не по себе. Казалось, кругом все так были счастливы. Эти бесконечные вечеринки вперемешку с комсомольскими собраниями, обязательной сдачей норм ГТО, субботниками и рапортами, вечной борьбой за социалистический быт и коммунистическую нравственность. Ему никогда не нравилась эта жизнь. Вечная погоня за дефицитом и обязательная радость от жизни в стране Советов. Его манила другая жизнь. При воспоминаниях о своих юношеских мечтах Алекс улыбнулся. Каким наивным в них было все. Узкие брюки а-ля дудочки, яркая блуза, поездка к так манящему теплому морю. Он представлял себя прогуливающимся вдоль его берега с серебристым транзистором, только входящим тогда в моду, и обязательно в окружении всеобщего внимания. Или же туфли с узеньким носиком. Сколько нужно было преодолеть хитросплетений московской фарцовки, чтобы начать щеголять в новеньких, с приятным скрипом ботинках. Что-то в нем было такое, что на генном уровне подсказывало о его далеко не рабоче-крестьянском происхождении. Вкрадчивый голос, мягкие, уютные движения, обходительность и учтивость, которые он так любил сам, особенно с нужными для него людьми, всегда выделяла Алекса среди его сверстников. К нему хорошо относились. Нет, скорее к нему просто тянуло. Девчонок — потому, что кругом были юношеская бравада и даже крутые разборки. Алекс же всегда был учтив. Разговаривая даже с сокурсницами, любил взять девушку за руку и, нежно поглаживая, проявлять искреннее участие к тому, что казалось так важным для нее. Ребят — своей непохожестью. Это помогало избежать многих проблем с комсомольско-партийными обязанностями. Его не тащили в эти организации, не обязывали. Он был другим. Его тип не подходил под общепринятые стандарты. Алекса чаще отправляли на дружеские встречи с творческой молодежью зарубежных стран, всякие международные диспуты заниматься контрпропагандой. Боже, слово-то какое. Ну, только для юмористического спича. А тогда… Многочасовые промывки, политбои с участием Самих и высоких комсомольских чинов. И от них он ушел. При этом Алекс почувствовал, как удовольствие стало разливаться по всему его телу. Они уже торжествовали. Услужливый, податливый, быстро понимающий, чего от него хотят, он как никто другой подходил под их стандарты. И когда уже все было готово для того, чтобы он стал своим, он стал другим.

Как быстро все изменилось в его жизни. Бедный Митяй. Интересно, сколько часов своей драгоценной жизни он провел на утомительных партсобраниях, пленумах, съездах. Сколько стоили ему его премьеры? Вороха подписанных пасквилей против своих же коллег, бывших сокурсников, полного собрания речей и тостов «в честь» и «за». А сколько барышень из числа партноменклатуры должно было пасть жертвами его обольщения. Приемы, банкеты, женщины. Сколько попусту растраченных сил, таланта Митяя. И все ради одной премьеры в год или поездки раз в 5 лет в Болгарию, или же, о предел мечтаний, в ГДР. Была такая страна. Даже название сегодня уже режет слух. Не то, что Алекс.

Все произошло так естественно, быстро, как будто судьба давно уже начертала ему этот путь. Только надо было дойти именно до этого этапа, пережить голод, ту нищету, которая рождала безысходность. Иногда ему казалось, что он так и погибнет здесь, среди этих бараков, нечистот, унижения.

Когда их представили, Алекс испытал доселе неизвестные чувства. Скорее это был холодный страх. Он панически боялся сделать что-то не так и упустить свой шанс.

На память пришли картины его грез. Она была блондинкой с нежной кожей и голубыми глазами, нет, — карими. Или породистой, как и подобало ее происхождению, с синими глазами и темно-платиновым цветом волос.

Его не по-мужски мягкая теплая рука ощутила сильное рукопожатие уверенного в себе человека. Вирги, так в последствии стал называть ее Алекс, скорее отталкивала, чем привлекала. Выступающие вперед зубы, грубоватый овал лица, темные волосы и смугловатая кожа были откровенно неожиданными для Алекса. Обаятельная улыбка и, вопреки всякой логике, приятный низкий голос возвратили его в реальность, к тому, что Вирги существовала и это был его шанс, это была его судьба, которую он просто не мог упустить.