Рут Валентайн - Дочь Луны

— Мне сказали, дочка Джейсона Монроуза остановилась у тебя? — безразличным голосом спросил Гэйдж.

— Да, пусть поживет до тех пор, пока в ее дом не подадут тепло и электричество. А что, народ уже волнуется?

— Да нет, в основном говорят о ее бывшем муже. Опасаются, что он может шататься где-то поблизости с черными мыслями в голове.

— Ей с ним, мягко говоря, не повезло, — заметил Мик.

— Да, я слышал. Полагаю, теперь на каждого чужака будут обращать особое внимание, и если Фрэнк Уильямс и впрямь объявится в округе, мы наверняка сразу же узнаем об этом.

Мик тоже очень на это рассчитывал.

— Выпьем кофе, пока я переоденусь, — предложил он.

Гэйджа после дня работы в такую стужу не пришлось долго уговаривать.

Фэйт на кухне жарила свиные отбивные, обнаруженные в холодильнике. Далось ей такое решение не сразу: сперва она колебалась, а затем подумала, что все равно хозяин продрогнет, проголодается, и горячая пища придется весьма кстати. Тем более, с оттенком горечи подумала она, что-что, а уж готовить я умею. Готовить, убирать дом, отстирывать до идеальной белизны рубашки и отглаживать полицейскую форму со всеми ее складками и накладными карманами…

Мик так и замер на пороге кухни от неправдоподобия картины, которую он застал. Теплом и семейным уютом повеяло на него при виде женщины в кокетливом розовом переднике поверх округлившегося живота, женщины, которая в этой ярко освещенной и убранной до блеска кухне готовила для него ужин. Он внезапно понял, что и об этом он тоже мечтал всю жизнь. Вопреки всем доводам рассудка. Дьявольщина, да и только!

— Знакомься, Фэйт: Гэйдж Долтон. Нам придется поехать на ранчо Джеффа Кумберленда, как только я переоденусь.

— Мэм! — Гэйдж стянул с головы черную фуражку, обнажая свои серебристые волосы, столь странные для человека тридцати с небольшим. Глаза у Гэйджа оказались темно-зелеными, как небосклон перед шквалистым ветром. Отводя взгляд от обезображенной щеки, Фэйт подумала, что этот человек, вероятно, без шрама был бы красив как бог.

— Я предложил Гэйджу выпить кофе, — Мик почувствовал, как голос у него дрогнул. Будто бы он волнуется, что привел в дом чужого человека, не предупредив эту женщину.

— Я как раз заварила целый кофейник, — сразу же засуетилась Фэйт. — Тебе тоже налить, Мик?

— Да, конечно. Я вернусь через минуту. — И он выскочил из кухни, радуясь возможности побыть наедине с самим собой и понять, что же с ним такое происходит.

Фэйт поставила на стол две чашки, налила в них кофе и жестом предложила гостю сесть.

— Вы тоже помощник шерифа? — спросила она, немного заинтригованная отсутствием форменного кителя на человеке, приехавшем к Мику по какому-то спешному делу.

— Не совсем. Я внештатный детектив у Нэйта, а повседневная полицейская чепуха меня, слава Богу, не касается.

— Так значит, на ранчо у… Джеффа Кумберленда что-то стряслось? — Это имя звучало для нее как эхо из далекого лета, в котором был отец и был Мик.

— Опять зарезали двух коров, — сообщил Гэйдж. — Мы надеемся, что Мик успеет чего-нибудь там разглядеть, пока не началась новая снежная буря. Неплохо бы поставить точку на всей этой мистерии.

— Припоминаю. У нас тоже что-то об этом писали, — отозвалась Фэйт, переворачивая отбивные на сковородке. — Но кто же все это творит?

— Когда года четыре назад все это случилось в первый раз, поднялся страшный шум. Поговаривали о кознях дьявола, о каких-то культовых жертвоприношениях. Провели экспертизу, и криминалисты заявили, что вроде бы во всем виноваты хищники.

— А ваше мнение иное?

Гэйдж улыбнулся:

— Видите ли, мэм, я допускаю, что здесь орудовали люди, но все, что касается культовых обрядов — это, извините, мура!

— Так все списали на волков или койотов? Неужели голодные хищники едят лишь определенные части?

Гэйдж пожал плечами.

— Может, они это нарочно — чтобы на них не подумали?

Фэйт засмеялась.

Мик, спускавшийся по лестнице, услышал ее смех, столь непривычный и неуместный в этом молчаливом доме, и ощутил внезапный укол ревности: ведь не ему, а Гэйджу первому удалось сегодня развеселить Фэйт. Глупости все это, подумал он, садясь на корточки перед печкой, чтобы подбросить туда еще дров. Глупости и ребячество.

Раскочегарив печку, Мик, наконец, решился вернуться в кухню.

Фэйт с приветливой улыбкой оглянулась, заслышав его шаги, и тут же окаменела при виде форменного кителя и кобуры, пристегнутой к поясу. И форма, и кобура были совсем не такими, какие носил ее муж, но скрытая враждебность ко всему, связанному с полицией, мгновенно вернулись к ней. Но это же Мик, успокаивала она себя. Мик, утиравший ее слезы, когда она была совсем еще бестолковой девчушкой, Мик, который смазывал йодом ее разбитые коленки, дул на царапины и синяки, а в последние два дня обращался с ней терпеливо, с трогательной заботливостью. А раз так, нет никаких оснований бояться его.