Миранда Гловер - Шедевр

Холодный ветер ударил мне в лицо, словно это был чей-то крепкий кулак, а ноги заскользили по льду. У меня не оставалось выбора, кроме как завернуть в первое попавшееся кафе. Внутри было тепло, горел тусклый свет, в воздухе стоял запах некрепкого кофе и жареного картофеля, на экране над прилавком передавали бейсбол. Официантка приняла заказ, не отрывая взгляд от своего блокнота. Я вдруг поняла, что за много недель я впервые вышла куда-то в обычной одежде, не маскируясь. Я откинулась на спинку стула и посмотрела на обложку «Нью-Йорк Таймс», но мой ум был неспособен на чем-либо остановиться. Единственным, что бросилось в глаза, оказался прогноз погоды: холодный ветер и температура минус двадцать. Затем я заметила статью, занимающую абзац в последней колонке:

Живое произведение искусства приезжает в Нью-Йорк

Королева британского искусства Эстер Гласс прибыла в аэропорт JFK сразу после аукциона в Лондоне, в воскресенье. Говорят, что ее покупателем стал известный бизнесмен Бен Джемисон, выложивший за нее кругленькую сумму — один миллион долларов.

Я была шокирована тем, что заметка расположена на первой полосе, и почувствовала себя уязвимой. Я вытащила из кармана мобильный телефон. Пришло четыре сообщения: три от Эйдана, одно от Кэти. Я по очереди прочитала сообщения Эйдана. Первое было: «У тебя все в порядке?» Второе: «У тебя все в порядке? — 2» Третье: «Эй, Эстер, почему ты не отвечаешь?»

Мое первоначальное желание поговорить с Эйданом смыла волна раздражения. Прошло ведь всего несколько часов! Я резко выключила телефон, ничего не ответив Эйдану. Я уже говорила ему, что хочу пожить эту неделю сама. Я заставляла себя пить кофе в надежде, что кофеин взбодрит меня, затем расплатилась, взяла «Таймс» и вышла на улицу. Я было хотела пройти по улице дальше, посмотреть, что где находится, но затем отказалась от этой идеи. Воздух был настолько холодным, что обжигал мне кожу как кислота; к тому же я не хотела рисковать и разочаровать Бена в первый же день, когда должна принадлежать ему — виртуально или нет.

Я нашла записку там, где оставила, легла на мягкий черный ковер и закурила, глядя в потолок. Дом казался слишком просторным для такого плотно застроенного города, и в этом было что-то странное. Я не могла собраться с мыслями. Снова достав мобильный телефон, я перекатывала его в руках и подпрыгнула от неожиданности, когда он зазвонил. Это была Кэти. Она сообщила мне о том, что перед отъездом я обещала дать блиц-интервью «Хранителю».

— Я ответила на их вопросы в самолете, — соврала я. — Чуть позже я отправлю им интервью по электронной почте. Какие еще новости?

— В британских газетах только и пишут, что о Бене Джемисоне.

— Что-то плохое?

— Нет. Они просто пускают пыль в глаза. Никто, кажется, ничего о нем толком не знает. И, к счастью, никому не известно, где именно ты находишься — во всяком случае, пока. А вообще, как он тебе?

Я объяснила, что еще не видела его.

— Не волнуйся, он, скорее всего, занят какой-нибудь миллионной операцией, — сказала Кэти со смехом. — И скоро появится.

— Да, но это обидно.

— Просмотри мои записи, — ободряюще сказала она. — Кажется, Бен хороший человек, вкладывает много средств в искусство. Это может помочь составить тебе общее представление о нем.

После разговора с Кэти я почувствовала себя лучше. Она знала мои слабые стороны и умела утешить. Ее спокойствие и доверие к Бену передалось и мне. Несомненно, он скоро даст о себе знать. Волноваться не о чем. Поэтому я сделала так, как сказала Кэти: достала записи и разложила их на полу. В окружении этого бумажного моря я обводила нужные мне детали, дописывала комментарии, формулируя собственное представление о новоприобретенном владельце. Множество газетных статей были опубликованы более чем десять лет назад. Бен был бизнесменом со скрытыми капиталами. Наши миры бесконечно далеки друг от друга. Бен Джемисон представлялся мне непостижимым. Было сложно установить, на кого он работает и каким образом заключает сделки. Одна газета даже утверждала, что эта загадочность является залогом его финансовой успешности. Другое издание приводило его слова о том, что его главная цель иметь дело только с миллиардерами. Бен находился за пределами моего жизненного опыта и понимания. Уплаченный за меня миллион показался мне после этого мелочью на карманные расходы.

Я еще раз бегло просмотрела вырезки, не особо обращая внимание на финансовую сторону. Я искала индивидуальные особенности Бена, качества его характера. Наконец я наткнулась на расплывчатую фотографию высокого темноволосого мужчины, сделанную на каком-то благотворительном собрании или деловом совещании. Затем я нашла портрет вполразворота, дающий более точное представление о Бене Джемисоне. Я разглядывала его правильные черты лица, проницательные глаза, волнистые черные волосы, посеребренные сединой. На нем была простая рубашка; руки сложены под подбородком, словно в молитве. На губах играла едва уловимая улыбка. За его спиной величаво раскинулся Манхэттен. Взгляд у Бена был какой-то волчий, словно он собирался кого-то растерзать. Наконец мне попались две заметки о коллекции произведений искусства Джемисона, одна в «Искусстве в Америке», другая в «Вашингтон пост». Как и говорил Эйдан, Бен владел раритетами послевоенного искусства. Я была приятно удивлена, узнав, что у него также имеется несколько работ Сони Мирч. Наконец у нас появлялись какие-то точки соприкосновения.