Миранда Гловер - Шедевр

У меня потемнело в глазах. Может, Кенни и бесчувственный некультурный мужлан, но он не дурак и прекрасно знает, как подцепить меня на крючок.

— Кто он и что ты рассказал ему? — сухо спросила я.

— Ничего, Эстер, — ответил Кенни с притворной невинностью. — Не паникуй. Я просто сказал, что мне нужно подумать. Кажется, его зовут Джон — да, Джон Херберт, точно, он из этого «желтого» издания «Кларион».

Джон Херберт несколько лет пытался раздуть вокруг меня скандал. Он был самым ядовитым моим критиком и последним человеком, которому я позволила бы копаться в своем прошлом. Чувство тревоги усилилось.

— И сколько он тебе предложил?

— Десять тысяч, — гордо ответил Кенни.

— Ты, конечно, правильно поступил, — произнесла я, стараясь, чтобы мой голос звучал равнодушно, — но мне так неприятно знать, что ты заработал деньги, потеряв остатки порядочности.

Он вновь по-детски захихикал:

— Какая забота с твоей стороны! Знаешь, а ведь он спрашивал и про другие рисунки.

Какой же надо быть идиоткой, чтобы забыть о них! В течение той грандиозной недели или около того, что мы с Кенни провели вместе, я постоянно рисовала его, но, если память мне не изменяет, ему я подарила лишь один портрет — тот, который он только что продал. Тем не менее не было причин не верить Кенни. Что бы там у него ни оставалось — это постыдное, откровенно сексуальное воспоминание, которое лучше спрятать подальше.

— Я и не знала, что у тебя есть другие рисунки, — сказала я. — Мне бы хотелось их увидеть. Возможно, я сделала бы то, что принято называть переманиванием клиента.

— Да-да, это как раз то, о чем я подумал, — голос Кенни прозвучал как-то рассеянно. Затем его тон изменился, и слова понеслись, обгоняя друг друга: — Эстер, мне сейчас нужно идти, но, может, мы снова поговорим в это же время на следующей неделе, а? До скорого.

Связь прервалась так внезапно, словно телефон Кенни отключили. Я с отвращением бросила трубку на диван, будто на ней остались его микробы, и принялась ходить по студии, инстинктивно вытирая руки. Я вся дрожала и в то же время покрывалась холодным потом. За свою весьма разнообразную творческую карьеру я пережила многое, но с шантажом столкнулась впервые.

Что ему на самом деле нужно? Если за свое молчание перед прессой Кенни ждет денег, я заплачу ему, а если у него остались другие рисунки, я выкуплю их. Но его звонок выбил меня из колеи в большей степени, чем можно было ожидать. Меня волновало не то, что ему известно о моем прошлом, потому что, честно говоря, я не сомневалась, что знает он мало. Но мне была ненавистна мысль, что журналисты начнут копаться в моем детстве и юности. Я всегда ограничивала творчество настоящим временем, проводя четкую черту между своими произведениями и теми событиями, которые сформировали меня как художника. Я оставила прошлое позади в семнадцать лет, когда переехала в Лондон, и не хотела, чтобы оно следовало за мной по пятам. Кенни относился к тому периоду моей жизни, воспоминания о котором я сохранила лишь для себя; времени, когда в моей жизни произошло много событий, определивших впоследствии, кем — или, вернее, чем — я стала. Как правило, все, что касается меня, имеет эффект расходящихся по воде кругов. Кенни сыграл роль камня, который бросили в воду: раздался всплеск, и вокруг камня поплывут широкие круги — если только мне не удастся уменьшить их амплитуду.

Я приняла душ и начала одеваться. Нужно было спрятать настоящую меня под слоем косметики: я выглядела как настоящее пугало. Поэтому я надела парик из длинных черных волос, накрасила губы ярко-красной помадой и нацепила новое произведение своей лучшей подруги, дизайнера Петры Луцианы. Приводя себя в порядок, я мысленно пыталась изобрести способ остановить Кенни, но ничего конкретного, кроме основной идеи, в голову не приходило. В принципе, если я смогу бросить в ту же воду камень побольше, от которого пойдут более широкие круги, я тем самым отвлеку внимание от жалкой гальки, закинутой Кенни, и вызову интерес к себе сегодняшней. Если бы только я могла придумать проект, способный пробить брешь в этой глупой тривиальной истории о подростковом романе, тогда, возможно, пресса надолго перестала бы интересоваться Кенни и не стала бы копаться в моем прошлом. Телефон зазвонил снова, и я почувствовала спазм в животе, но на этот раз звонила Сара.

— Мы заедем к тебе в семь.

— Ты, кажется, запыхалась, — сказала я.

— Я только что слезла с тренажера, — пропыхтела она. — Пыталась прийти в форму перед предстоящей выставкой.