Колм Лидди: Потому. Что. Я. Не. Ты. 40 историй о женах и мужьях

Я вышел во двор, достал из кустов котелок. Потом согрел воду, залил ею котелок, который теперь изнутри был совсем черный. Закатал рукава, взял жесткую щетку. И вдруг спиной почувствовал, что за мной кто-то наблюдает. Я затаил дыхание, прищурился, всматриваясь в темноту, и различил два глаза, поблескивающих в проеме двери спальни.

— Вот и хорошо, — прошипела моя жена. — Вижу, наконец-то ты смирился с судьбой. — И она вновь исчезла в спальне, закрыв за собой дверь.

Медленно выдохнув, я положил щетку, вылил горячую воду из котелка. Вышел во двор, снова спрятал котелок в кусты. Вернувшись в дом, взял ружье, зарядил в него патрон. Потом, сев в кресло, долго поглаживал свое ружье. И наконец смежил веки.

— Просыпайся, болван, во имя Богородицы и самой царицы Елизаветы, — затормошила меня жена, едва рассвело. — Соня уже одевается. Сейчас она выйдет и станет искать котелок. Где он? Ты его вымыл?

— Нет, — ответил я, приоткрывая один глаз.

— Да что же ты за отец такой? Совсем не любишь свою дочь, — возмутилась жена. — Вымой сию же минуту, иначе я пойду и расскажу ей все как есть.

— Да, — сказал я, поглаживая курок, осторожно нажимая на него. — Иди и расскажи ей ВСЕ как есть.

И она ушла. До меня из спальни донесся настойчивый шепот. Вскоре появилась Соня. Вид у нее был очень расстроенный. Я положил ружье.

— Папа, — обратилась ко мне моя дочь. Ее взгляд был устремлен на мои башмаки, в лицо она мне не смотрела. — Мама сказала, тебе не понравился мой серебристый котелок и ты теперь кормишь из него свою собаку. Это правда?

— Нет, Соня, — отвечал я, сдавленно сглотнув слюну. — Думаю, пришло время кое-что тебе объяснить.

Она посмотрела на меня с надеждой во взоре, думая, что я сейчас все улажу. Девочка моя. Для меня она навсегда останется четырехлетним ребенком.

— Это ужасно, но дело в том, — продолжал я, — что… в общем, котелок исчез. Я не кормил из него собаку, но действительно, именно пес утащил его бог весть куда.

Соня заплакала.

— Прости, — уныло произнес я.

Моя красавица дочь продолжала плакать. Я глянул на жену. Она не покраснела, у ее виска не пульсировала вздувшаяся синяя вена. Повода для беспокойства у нее не было, ведь она опять взяла надо мной верх. Я заскрежетал зубами, и в это мгновение принял решение.

— Мне очень неприятно, Соня, что мой пес так расстроил тебя, — сказал я. — В последнее время я слишком к нему снисходителен. Думаю, пора его наказать.

— Что? — неуверенно промолвила Соня.

— Да! Накажи его! — поддакнула моя жена, вновь оживившись.

Я снова взял в руки ружье.

— Что-о? — изумилась Соня. — Ты намерен пристрелить его?

— Да, детка, — серьезно ответил я. — За то, что утащил твой подарок.

— Нет, не надо, — тихо взмолилась Соня. — Не надо, нет!

— Да, иди и пристрели его, — подзуживала жена. — Другого он не заслуживает. — Ее глаза блестели. Возможно, она все еще злилась на пса за то, что тот принес мне табак и водку.

Когда я направился к выходу, Соня попыталась выхватить у меня ружье, но мать помешала ей. Они обе повалились на пол.

Шагая через двор, я заскочил в сарай за веревкой, потом забрал из кустов котелок, свистнул собаку, и мы отправились к озеру. Там я выбрал подходящее место у старой ивы, поставил туда котелок и сделал на веревке добротный узел. Мой верный пес, полностью доверявший своему хозяину, не сопротивлялся, когда я стал привязывать его к дереву. Потом я взял ружье, прицелился. В последние мгновения затишья я услышал сердитый крик коростеля и жалобное квохтанье перепелов, перекликавшихся друг с другом через озеро. Я спустил курок и всех разом успокоил.

Одного выстрела было более чем достаточно. Пуля пробила огромную дыру в днище серебристого котелка. После я зашвырнул эту проклятую посудину далеко в озеро.

Псу я сказал:

— Не бойся. Завтра, как только Соня уедет в свой Челябинск, я тебя освобожу.

Вернувшись домой, по поведению обеих женщин я понял, что они слышали выстрел. Больше мы об этом не говорили. И про серебристый котелок тоже никогда не упоминали.

В следующий раз Соня навестила нас почти через год. Я сказал ей, что собака, следующая за мной по пятам, это щенок, уже повзрослевший, из потомства моего бывшего пса. И она охотно мне поверила.

Ольтен, Швейцария, 1911 г.

На закате своей блестящей трудовой деятельности швейцарский лингвист Фердинанд де Соссюр несколько раз весьма неудачно вложил свой капитал. Как следствие, в последние годы жизни он едва сводил концы с концами. На скромную пенсию, что платил ему Лейпцигский университет, он мог снимать лишь маленький домик в городе. О том, чтобы держать камердинера, слугу или горничную, не могло быть и речи. Впервые за годы совместной жизни Фердинанд и его жена Мадлен были вынуждены сами заботиться о себе. Друзья пожилой четы, помня, как судьба баловала Соссюров в прошлом, сомневались, что те сумеют противостоять невзгодам.