Дэни Аткинс - Наша песня

– Вы знаете, о чем он говорит? – шепотом спросила сестра.

Я кивнула, и мои глаза наполнились слезами, когда на меня нахлынули воспоминания.

– На катке, – продолжал Дэвид как будто звучавшим из прошлого голосом. – У елки. – Слезы текли у меня по лицу, слишком обильные, чтобы их унять. – Там играла музыка, прекрасная музыка.

Я слабо улыбнулась сквозь слезы.

– Да. Я помню ее. И всегда буду помнить.

– Она играет, знаешь… Она играет музыку. В оркестре.

– Ты готова, дорогая? Нам нельзя опаздывать.

Я неохотно сползла с кровати и открыла дверь спальни, чтобы ответить маме, стоявшей в коридоре на первом этаже.

– Уже надеваю туфли, – соврала я, взглянув на свои ноги в черных лакированных балетках, тех самых, что были на мне вечером неделю назад. В двадцать третий раз (серьезно переживая, не развивается ли у меня обсессивно-компульсивное расстройство) я проверила папку «Входящие сообщения» в телефоне. Ничего. Я выключила звонок мобильного и положила его в карман нарядной красной туники, под которую надела плотные черные колготки, быстро посмотрелась в зеркало, провела расческой по длинным каштановым волосам, подавила желание напоследок еще разок заглянуть в телефон и быстро сбежала по лестнице в коридор на первом этаже, где меня уже ждали родители.

Они не надели пальто, да в этом и не было нужды, поскольку мы отправлялись в соседний дом выпить по бокалу рождественского шерри. Эту традицию мы соблюдали, сколько я себя помнила, и она явно зародилась еще до того, как нам с Максом разрешили пить алкоголь. Однако за предшествующие этому годы мы прошли путь от апельсинового сока с газировкой в больших стаканах и пузырящейся пепси-колы с кубиками льда до пенистого коктейля из яичного ликера с лимонадом, пока, наконец, не достигли головокружительных алкогольных высот в виде бокала янтарно-золотистого шерри. Честно говоря, меня вполне устраивал яичный ликер с лимонадом, но тогда я не отличалась привередливостью в части напитков.

Мы прошли по нашей коротенькой дорожке, выложенной разномастными камушками, резко повернули направо и вступили на точно такую же тропку, ведшую к дому соседей. На двери висел огромный венок из плюща, почти закрывавший молоточек, но мама Макса уже поджидала нас в коридоре и распахнула дверь с веселым возгласом: «С Рождеством! Заходите! Заходите!»

Мы прошли за ней в небольшую гостиную, представлявшую собой зеркальное отражение нашей. С карнизов, словно флаги, свисали рождественские украшения, а весь эркер занимала елка, сверкавшая огнями так ярко, что мне оставалось лишь надеяться, что мимо дома случайно не пройдет кто-нибудь, страдающий эпилепсией. Из музыкального центра неслась рождественская музыка, и меня вдруг как-то странно кольнуло, когда я узнала песню, ту самую, которая звучала в кофейне во время нашей с Дэвидом утренней встречи семь дней назад. Семь утренних часов, семь дней и семь ночей. И ни одного сообщения. «И о чем это тебе говорит, дура ты набитая? – спрашивала я себя. – Просто забудь о нем».

С дивана, стоявшего у пылающего камина, встал мужчина и, сбросив с колен огромную недовольную рыжую кошку, заключил меня в крепкие объятия.

– Ну, с Рождеством, – сказал он, прижимая меня к своему высокому поджарому телу. Потом, держа меня за плечи, отстранился и обозрел мой наряд. – Ты выглядишь прямо как помощница Санта-Клауса, – заметил он.

– Именно так я и хотела смотреться, – ответила я.

– Всем сидеть, сидеть, сидеть, – быстро приказала нам мама Макса, словно дрессировала собачек. Она торопливо закружилась по комнате, держа в руках тарелки с устрицами в беконе, колбасками в тесте и прочими рождественскими лакомствами.

– Как всегда, в своем репертуаре, – заметил Макс, усаживая меня на диван, с которого только что поднялся. – Так что, Санта-Клаус пролетел над твоим домом?

– Ну, разумеется, – ответила я, беря небольшой бокал шерри с подноса, который держал в руках отец Макса. – Новые сапожки, компакт-диски и масса благовоний. А над твоим?

– В этом году сей тупой псих умудрился протолкнуть сквозь дымоход швейную машинку, – сообщил Макс с чрезвычайно довольным видом.

– Ух ты! Ту дорогую, что ты показывал мне в каталоге?

– Ну да, – кивнул он, затаскивая обратно на колени явно ожиревшую рыжую кошку по кличке Лепешка. – Я до сих пор чувствую себя виноватым. Это куда больше, чем они обычно тратят мне на подарок.