Ирина Гончарова: Счастье взаимной любви

Аня влезла в резиновую лодку, Мазурук столкнул посудинку с мелководья, вскочил в нее сам и принялся энергично грести короткими веслами. Он был уже в одних плавках, и Аня поймала себя на том, что ей приятно смотреть на "своего парня". Гибкое юношеское тело, едва покрытое легким золотистым загаром, спортивно развитые плечи и гладкая, словно мелким наждаком надраенная кожа. Пару удочек он с собой все же прихватил. Достигнув кромки камышей, размотал их, насадил наживку и забросил в воду.

Но потом перебрался к Ане, обнял ее и прижал к себе.

Аня почувствовала, что он уже горяч, словно подхватил простуду.

Она проснулась мгновенно, ей показалось, будто мать трясет ее за плечо и громко шепчет: «Аня, вставай! Пора в школу!.. Вон уже Петька-мусорщик приехал!» Ей даже послышался грохот железного контейнера во дворе. Водителем мусорной машины был Петька.

В ту же секунду она осознала, что до того двора детства — тысячи километров, до голоса матери, зовущего в школу, — одиннадцать прошедших лет.

Она сразу поняла: не голос матери, а острое чувство надвигающейся опасности было причиной ее пробуждения, безошибочное чувство, которое всегда возникало за несколько минут до прихода беды.

Она быстро поднялась с постели и прислушалась. За широким, во всю стену окном, не прикрытым шторами, гулко ревел Тихий океан. Волны ритмично разбивались о скалы, и она подумала, что сегодня, как и предсказывали синоптики, будет небольшой шторм.

Лунный свет проникал в спальню, высвечивая громадную белую кровать, отражался от зеркального потолка, и в этом голубоватом свете ярко сияли фарфоровые зрачки на лице бронзового негра. Он стоял в углу с двумя канделябрами в руках, и белки его глаз, казалось, вылезали из орбит от страха. Опасность существовала — даже бронзовый истукан ее чувствовал.

Она уже отчетливо ощущала ее: что-то непонятное происходило на всех трех этажах виллы. И на участке перед виллой, огороженном мощным забором и снабженном системой телеохраны.

Автоматическим движением, отработанным за последние годы, она выдвинула ящичек трельяжа и вытащила никелированный пистолет «кольт-автомат». Никакой нужды в нем пока не было, но тяжесть оружия в руке успокаивала. Она не снимала пистолет с предохранителя, потому что в последний момент мелькнула мысль: «Стареешь, дура, вот и мнится всякая чушь по ночам!» Но она привыкла доверять своему страху — внутренняя система самозащиты срабатывала всегда безотказно и выручала ее всю жизнь.

Прикрывшись занавеской, она поглядела с третьего этажа, где находилась ее спальня, вниз. Ветер с океана слегка раскачивал кроны пальм, в лунном свете поблескивала подернутая рябью водная гладь бассейна. Штормовые вихри уже повалили два пестрых солнцезащитных зонтика у его кромки. Но — и все. В остальном было тихо, спокойно и безопасно, если не считать немного грозного рокота океана. Но буря была несерьезной — океан лишь ворчал, напоминая о себе.

Она отвернулась от окна, быстро пересекла спальню, нажала на кнопку у дверей и отодвинула декоративную ширму, второй кнопкой включила все экраны на пульте наружного наблюдения. Появилось знакомое изображение всех строений, окружающих виллу: парадный въезд, бассейн, гараж на пять машин, недостроенная конюшня… За конюшней что-то шевельнулось. Она продолжила наблюдение: кто-то, пригнувшись, перемахнул через недостроенную стену, прижался к земле и пополз к кустам. Дальнейший путь его нетрудно было предугадать — вдоль кустов к задним, рабочим дверям и на кухню.

«Не охрана, а дерьмо! — разозлилась она. — За что я им плачу такие башли? Ну, чернозадые, сейчас вы у меня получите!»

Она быстро накинула кимоно, сунула в широкий рукав пистолет и вышла из спальни.

Открытым маленьким лифтом она не стала пользоваться и спустилась до первого этажа по широкой слегка изогнутой лестнице.

Прошла по тускло освещенному коридору и толкнула черные стальные двери.

В глубоком кресле спиной к ней сидел широкоплечий негр и неподвижно смотрел на блок телеэкранов, таких же, как в ее спальне, но количеством побольше и размером покрупнее. На них была представлена полная панорама окрестностей едва ли не до прибрежной полосы.