Галина Шергова - Касание

Правда. Мамаша у Кирилла не того. Даже на родительские собрания не ходит. А что ходить — с отметками и прочим у него порядок. Про все необходимое он мне рассказывает, с ребятами его дружу. Что ходить?

— Троицкий! Вы, кажется, перепутали школу с танцплощадкой? — Перед нами выросла тяжеловесная фигура Людмилы Петровны, литераторши.

Я ее в глаза не видела, но узнала сразу по Киркиным описаниям.

— Это мама, — представил меня Кирилл. — Классическая русская литература учит нас любви к матерям. «Великое, святое слово — мать». Некрасов Н. А.

— Извините, — я сбросила Киркину руку с плеча, — действительно, неприлично.

— Извините, я не поняла, — сказала и Людмила Петровна. — Но в нем есть эта разболтанность. Я давно хотела с вами поговорить. Юноша накануне жизненного пути, а разболтан.

«Плохо дело с обучением русскому языку, — подумала я. — «Накануне жизненного пути». Вслух сказала:

— Да, я виновата. Но, знаете, то командировки, то работа до ночи. Но я зайду, непременно.

— Зайдите. Нужно сделать наказы. Юноша уходит в большую жизнь… Клочков! Вы что, перепутали школу с парком культуры? — Не прощаясь, Людмила Петровна двинулась к группке ребят, где Сева Клочков рвал «Girl» на воображаемой гитаре.

— Никто тебя за мамашу не держит. Никакой внушительности. Ну ладно. Салют! Со лонг. Пока. Арриведерчи. — Кирилл поцеловал меня в щеку и ринулся к Севе.

Напротив школьных ворот сутулился старинный особняк. Облупленные колонны его портика были забраны в леса — уже год, как особняк подлежал реставрации в качестве памятника архитектуры. Лепные амуры фриза вонзали покалеченные стрелы в некогда розовую штукатурку, время от времени посыпая прохожих ее бледными чешуйками.

В тесовой клетке, сжимавшей портик, всегда торчали мальчишки-старшеклассники: там было принято поджидать девочек.

И сейчас там тоже стоял юноша. Там стоял Мемос. Он спросил, когда я поравнялась с клеткой:

— У вас уже кончились уроки?

— Да. Должно было быть комсомольское собрание, но комсорга вызвали в райком.

— Прекрасно. Я как чувствовал: я сегодня вообще в гимназию не ходил.

— Где же вы пополняли свое образование?

— А мы с приятелем с ночи уехали на остров. Там у его родителей маленький рыбачий домик. Этот приятель, помните — Апостолос Цудерос, — красавец с лиловыми глазами? Мы вместе были в кафе на набережной, когда познакомились с вами. Помните?

— Еще бы! Мы с подругой только на него и глядели. Что же вы делали на острове?

— Всю ночь резались в карты, а на заре ушли рыбачить. Как вы относитесь к рыбалке?

— Никак. Я в жизни не нашла ни одного гриба и не выловила ни одного малька. Меня презирала вся экспедиция — в прошлом году под Новым Иерусалимом.

— Какая экспедиция?

— То есть как какая? Я же юный археолог. Нет, правда, Я занимаюсь с шестого класса в историческом клубе Дома пионеров. В прошлом году во время летних каникул мы ездили копать вятичские курганы.

— При чем тут Дом пионеров? Вы ведь уже в восьмом классе?

— Ну и что? Там до десятого.

— Забавно, мой брат тоже помешан на истории. Он еще малыш, но лично знаком со всеми дальними родственниками Ахилла и Энея. У вас есть братья?

— Нет. Никого у меня нет. Я поздний ребенок. Мои родители воевали в гражданскую, они врачи. И потеряли двух детей на эпидемиях холеры и сыпняка. Я появилась на свет после долгих дискуссий. Считали — поздно.

— А нас трое: брат Антонис и сестра Мария. Я бы хотел вас познакомить с Марией, но вам с ней будет неинтересно — она ничего в жизни не признает, кроме Боба Тейлора и джаза Эллингтона.

— Он красивый — Боб Тейлор?

— Неистово красивый. Красивее Цудероса.

— Ну и пусть. А я не признаю девчонок с такими ограниченными интересами.

— Я же говорю — вам с Марией будет неинтересно.

— А что интересно вам?

— Скучные материи. Разные скучные материи. Например, политическая литература. Мы с Цудеросом читаем Маркса. Мы даже на остров брали с собой «Капитал». Вы слышали, вероятно, про такую книжку?

— Вероятно, все ваши знакомые девочки вроде Марии. Как это можно про «Капитал» спрашивать — «слышали»?

— Я не разговариваю с девочками о «Капитале». И с вами не буду, и не изображайте из себя, пожалуйста, искушенного политика. Это неженственно.

— А я и не стремлюсь быть женственной. Я всегда жалею, что я не мальчик.

— А это заурядно. Не демонстрируйте свою заурядность. Я хочу думать, что вы особенная.

— Ну и думайте. Для плодотворных размышлений оставляю вас в одиночестве. Пока.