Ольга Тартынская - Верь мне и жди

Нет, эти соображения не помешали мне насладиться торжеством и упиться счастьем сбывшейся мечты! Как это, оказывается, похоже на любовь с ее надеждами и ожиданиями! Я летела домой, прижимая к себе три небольшие книжки в твердом переплете (купила все экземпляры, что были в магазине).

И когда ты вернулся, я, едва опомнившись от объятий и поцелуев, протянула тебе свою первую книгу.

— Что это? — с недоумением смотрел ты на фривольную обложку.

— Мой роман! Я сияла сверх всякой меры.

— В каком смысле?

— Я его написала!

— Шутишь?

— Да нет же! — воскликнула я. — Я писала его полгода, а пока ты ездил, книжку издали. Вот…

Меня уже немного расстраивало, что ты не понимаешь и не разделяешь моей радости.

— Что, правда, сама? Написала?

Я кивнула, с надеждой заглядывая тебе в глаза.

— Ну, ты молодчина! Не ожидал. Почитаю обязательно.

Я потянула книгу к себе:

— Это не мужское чтиво!

Ты не выпускал книгу из рук:

— Да плевать. Если ты написала, я должен прочесть. Мне же интересно!

Я сопротивлялась:

— Да плохая это литература, плохая! Дамские сказки.

— Вот и узнаем, чего хочет женщина!

— Ты и без того прекрасно знаешь.

— Неужели?

Наша шутливая перебранка завершилась форменным безобразием. Книга полетела на пол, мы тоже оказались на ковре. Я так стосковалась по тебе, что ничего не хотела знать, помнить, понимать…

Ты же был полон сил, загорелый, подтянутый, длинноволосый, весь какой-то возрожденный и помолодевший. Господи, что ты делал со мной! И какое это было счастье: растворяться в тебе до капельки, до донышка… Не знаю как, но я чувствовала в этот миг, что между нами никто не стоит, что ты — мой, мой.

Не только физически обновился ты, но и внутренне как-то обогатился, просветлел, наполнился духовной силой. За это время ты побывал в Норвегии и посмотрел на внучку (рассказывал о ней с восторгом, а я внутренне сжималась), дважды навестил отца. А самое главное — ты опять слышал музыку и много писал! Это радовало меня больше, чем многочисленные подарки, которые ты привез из путешествия. Мысли бросить эстраду, кажется, больше не посещали тебя. Напротив, ты возобновил работу над неизданным альбомом, дополняя его новыми, только что написанными песнями. Близился твой юбилей, ребята из группы предложили это отметить большим кремлевским концертом. Нашлись деньги на альбом, и запись шла в жестком рабочем ритме. На юбилейном концерте ты должен был представить уже готовый результат.

Надо ли говорить, что мы опять почти не виделись? И Новый год встретили порознь. Ты уехал в Швейцарию договариваться насчет студии для сведения альбома. И хотя теперь мне было много легче перенести долгую разлуку, я все же снова вернулась к прежней мысли уйти от тебя. Ты казался успешным и сильным, нужна ли была тебе я? Тот короткий счастливый момент, когда ты вернулся из путешествия, разрушил мою защиту и снова лишил почвы под ногами. Я нуждалась в тебе, я не могла без тебя жить…

А теперь я приступаю к самому главному, ради чего, собственно, так долго писались эти записки. Я должна объяснить тебе, почему ухожу предательски, тайком, без предупреждения.

Пока ты был в Швейцарии, я узнала, что беременна. При всей твоей фантазии ты не сможешь вообразить, как потрясла и обрадовала меня эта новость. Я уже почти потеряла всякую надежду на ребенка, только душа ныла, когда я смотрела на Марину с Лёськой. Мое недомогание я списала на возраст, на погоду — на что угодно, только не беременность. Мне даже в голову не пришло купить тест. Это Марина уговорила меня сходить к врачу. Там-то после УЗИ все и выяснилось.

Любимый, я так боюсь, что ты не позволишь мне родить этого ребенка! Поэтому решила уйти, ничего тебе не сказав. Я знаю, это подло. Но пойми меня, хороший, единственный, я ухожу, чтобы не сделать тебя подлецом. Что, если, узнав о ребенке, ты потребуешь отказаться от него? А если я подчинюсь тебе? Я никогда не смогу потом простить тебя и себя.

Мне невыносимо больно прощаться с тобой; и я оставляю тебе эти записки. Я надеюсь, ты меня поймешь… Я плачу, родной мой. Если б ты знал, как я страдаю! Но ради ребенка (твоего ребенка!) я готова на все. Умоляю, прости меня, если можешь. Прости, что не оправдала твоих надежд. Так будет лучше…

Я не смогла. Из Швейцарии ты вернулся неожиданно, я не успела уйти. А потом ты получил известие о смерти отца и улетел на похороны. На тебе не было лица, и я даже не заикнулась о том, чтобы полететь с тобой, а ты не предложил. Конечно, я не могла тогда уйти и ждала твоего возвращения. Нет, я не собиралась говорить о ребенке, просто хотела выбрать более подходящий момент, чтобы исчезнуть из твоей жизни. Ты вернулся печальный и тихий. К скорби прибавлялись угрызения совести, которые всегда мучили тебя в связи с отцом. Несколько дней ты не выходил из дома и все думал, думал. В день, когда тебе исполнилось пятьдесят (как не вяжется с тобой эта цифра!), ты уехал в студию и просидел там в тишине и одиночестве до позднего вечера.