Анна Смолякова - Прощальное эхо

Даже холл здесь был не такой, как в обычных российских больницах: мягкие кресла вдоль стен, искусственный родничок, бьющий из затейливого грота, на стенах пейзажи. Молоденькая девушка в белом халате сидела за полукруглой стойкой регистратуры и читала какую-то книжку.

— Здравствуйте. Не подскажете, как мне найти Аллу Викторовну Денисову? — Оксана подошла к стойке и побарабанила по ней твердыми розовыми ногтями. Девушка тут же оторвалась от книги и приветливо заулыбалась:

— Простите, я почему-то не подумала, что вы у нас в первый раз, поэтому не обратила внимание сразу… Еще раз, извините! Алла Викторовна — вы сказали?

Оксана кивнула, но больше для проформы, потому что медсестричка уже набирала телефонный номер. Из трубки донеслись длинные и монотонные гудки, вдруг показавшиеся ей жуткими, как заунывный вой собаки. Прежняя спокойная уверенность начала неумолимо и стремительно таять, неприятным холодком растворяясь в ее крови. Она уже не знала, чего ей хочется больше: чтобы трубку немедленно сняли или чтобы эти гудки продолжались вечно. Одно Оксана понимала наверняка: еще пара минут неизвестности, и она струсит, сбежит, объяснит, что встретится с доктором в другой раз. А другого раза уже не будет, потому что услужливо выползут сначала сомнения, потом нерешительность, а потом знакомая вялая апатия.

— Странно, — девушка посмотрела на пищащую телефонную трубку, как на диковинного зверька, — почему-то никто не подходит. Куда они все делись?.. Ну, ладно, подождите, я сбегаю ее позову. Вам, к сожалению, самой пройти нельзя. Алла Викторовна ведь амбулаторный прием не ведет, она в стационаре работает, а там у нас очень строгие санитарные требования… Вы подождете, да?

Оксана механически кивнула и, отойдя от стойки, опустилась в кресло. Теперь отступать было уже поздно. Хотя почему поздно? Когда медсестра уйдет, можно открыть дверь и выйти на улицу. Только вот зачем, зачем?.. Сердце ее билось так часто, что казалось, что вот-вот, лихорадочно вздымаясь вместе с кожей, запульсируют тоненькие жилки на запястьях. В такси она размышляла об Андрее, когда надо было внутренне собираться, готовясь к разговору с Аллой Викторовной.

Медсестричка, откинув крышку, вышла в холл, и Оксана, несмотря на волнение, заметила, что ей просто-напросто жмут туфли. Девушка шла по коридору мелкими, неровными шагами, с мучительно напряженными плечами и спиной. Нетрудно было представить, как жесткие задники новеньких изящных «лодочек» натирают сейчас на разомлевшей и распухшей от жары ноге кровавую мозоль. Впрочем, Оксана недолго за ней наблюдала, поскольку снова погрузилась в собственные мысли. Ей было страшно, как перед экзаменом, и все приготовленные заранее предложения рассыпались на отдельные бессвязные слова.

Когда в конце коридора хлопнула дверь и к отзвуку мелких шажков медсестрички прибавилось гулкое эхо чьих-то еще — торопливых, но уверенных, она открыла глаза. Алла Викторовна Денисова шла, слегка наклонив вперед голову и глубоко спрятав руки в карманы белого халата. И ноги у нее были такие же, как и полтора года назад, — некрасивые, «бутылочной» формы, с тонкими щиколотками и непомерно толстыми округлыми икрами. Обесцвеченные волосы не подкрашивали, наверное, уже месяца полтора, и теперь темные корни, торчали почти на сантиметр. Разглядывая ее, Оксана с удивлением и радостью почувствовала, как уходят куда-то страх и тревога, уступая место твердой уверенности. «Господи, да как же можно было так распсиховаться? Все ведь ясно и понятно, как белый день, и крыть Алке будет нечем! Это моя девочка, точно моя! Эта влюбленная сучка спасла малышку исключительно потому, что хотела сохранить жизнь ребенку Андрея! И наверняка одинокими ночами убеждала сама себя: «Пусть живет его плоть, его кровиночка, даже в детдоме ей будет лучше, чем с такой матерью!»

— Здравствуйте, вы ко мне? — Денисова резко, как лошадь на полном скаку, остановилась почти вплотную с ней и только сейчас соизволила поднять голову. Оксану всегда «умиляла» манера некоторых врачих ходить набычившись, вытянув шею вперед, отклячив зад и, естественно, погрузившись в глубокие размышления о медицине.

— Да, я к вам, Алла Викторовна, — она уставилась своими синими глазами прямо в ее холодное, лишенное признаков каких-то эмоций лицо. — Вы меня помните?

— Помню, — спокойно отозвалась Алла. — Давайте пройдем в мой кабинет…

И в привычках своих Алла тоже осталась прежней: открыв створку окна и поставив на подоконник пепельницу, она закурила какую-то отвратительную крепкую сигарету с кислым запахом. Точно такую же гадость смолила она тогда в ресторане. Оксана, с трудом заставив себя не сморщиться, все же откинулась на спинку стула, чтобы быть подальше от сизой струйки дыма. Сама она предпочитала легкие дамские сигареты, которые не вредят ни цвету лица, ни состоянию голосовых связок. А уж Алле, с ее пожелтевшей сухой кожей в тон глазам цвета засахарившегося меда, вообще давно пора было перейти исключительно на апельсиновый сок.