Так оказалось проще всего.
И в то же время — страшно тяжело.
И вот прошло время, когда он был готов играть в любую игру, выбранную его маленькой дочкой, выполнять ее прихоти, только бы знать, что он ей небезразличен и она хочет быть с ним, нуждается в нем. Восемь месяцев назад он возвратился домой, и стремление наладить отношения с дочерью превратилось в навязчивую идею. Он хотел увидеться с ней, прежде чем встретится с кем бы то ни было из знакомых и друзей в этом городе. И он решился: поехал на ту улицу, где находился магазин Джорджии, и стоял там на углу до тех пор, пока дети не начали возвращаться домой из школы. Каким радужным ему всегда представлялся сентябрь — пора новых начинаний, новые предметы и новые друзья, такое многообещающее время в школьном прошлом…
А вдруг, пока он отсутствовал, у Дакоты появился новый папа? Он толком и не помнил, во сколько обычно начинаются занятия, и поэтому, замерзнув и проголодавшись, забежал в ресторанчик Марти выпить кофе. Вернувшись на свой пост, он подождал еще полтора часа, понимая, насколько сильно скучает по дочери, которую никогда не видел, и решил, что никакая сила не заставит его уйти, пока он не встретится с ней. Но чертов Нью-Йорк непредсказуем, в школах расписание разное, и ждать ему пришлось долго.
Наконец он увидел ее… девочку двенадцати лет, не черную, нет — мулатку с красивым оттенком кожи, в модных джинсах и кепке, немного смахивавшей на мальчишескую. Она шла не одна, а рядом с красивой женщиной с гривой роскошных вьющихся волос; они улыбались и о чем-то говорили. Его вдруг охватили страх, и отчаяние, и столь сильное желание поскорее исчезнуть отсюда, чтобы избежать скандала, который раз и навсегда может испортить его несостоявшееся знакомство с Дакотой, что он повернул за угол и пошел прочь. Но до чего же трудно оказалось заставить себя передвигать ноги…
Еще никогда он не переживал такой тоски и сожаления.
В последующие две недели он постоянно приходил на то самое место и всякий раз тайно следил за ними, опасаясь, как бы Джорджия, заметив его, не пришла в ярость. Наконец он справился с собой, набравшись храбрости, пересек улицу и пошел навстречу Джорджии и своей дочери. Их дочери.
— Привет, Джорджия! — заговорил он первым, надеясь, что она хотя бы ответит ему на приветствие и выслушает объяснения, извинения и мольбу… Но вместо того чтобы сразу же начать каяться, он спросил почти небрежно: — Как дела?
Джорджия, даже не взглянув в его сторону, бросила на ходу:
— Здравствуй, Джеймс.
Она тут же направилась к двери и достала ключи. Он прислонился к стене и в растерянности смотрел на нее.
Почему-то его волю в тот момент парализовало, он даже не мог заставить себя пошевелиться.
Пожилой хозяин ресторанчика, поивший его кофе недели три назад, увидев такое замешательство, не преминул выйти и предложить помощь.
— Нет-нет, спасибо, все в порядке, — отозвался Джеймс, поймав на себе его обеспокоенный взгляд. — Я просто пришел поговорить со своей старой знакомой.
— Может, вам лучше держаться подальше, а то со стороны это выглядит так, точно вы собираетесь напасть на нее, — предупредил его Марти и тут же вернулся за свою стойку.
Потом наступил следующий день, когда он в магазине ходил по пятам за Джорджией и пытался уговорить выслушать его. Но она не проявляла к нему никакого интереса. Он приходил с цветами, с конфетами, с игрушками, но все тщетно. Джеймс ничем не мог привлечь ее внимание. А слов, которые мгновенно растопили бы ее сердце, казалось, просто не существовало. Оставался только один шанс увидеть дочь — выследить ее на улице, и ему пришлось несколько дней слоняться вокруг их дома. Но все затраченные усилия того стоили.
Он встретил Дакоту, когда та возвращалась домой из фан-клуба, о котором Джеймс раньше никогда и не слыхивал. Знакомство потрясло их обоих. Джеймс проведал о страстном увлечении Дакоты велосипедами и мотоциклами — она поделилась с ним этой тайной, когда он ел вместе с ней из пакетика изюм в шоколаде, — но ее музыкальные вкусы его изумили: он находил их слишком невзыскательными. Однажды Джеймс спросил, не хочет ли она послушать Лайонела Ричи, на что Дакота удивленно спросила: «Это какой-то новый мюзикл?»
Иногда они заходили в ресторанчик к Марти и покупали пирожные. Только теперь, стоило Джорджии строго ограничить время его свиданий с дочерью, Джеймс начал понимать, каким бесценным сокровищем стала для него эта двенадцатилетняя девочка, с которой не могли сравниться ни блеск Елисейских Полей, ни шедевры Лувра.
Читать дальше