Венис проводила его печальным взглядом, закрыла лицо руками и вздохнула. Она даже не могла объяснить, что именно так угнетало ее. Ей следовало уже давно смириться с его равнодушием, черствостью, холодностью, постоянными отлучками из дома, демонстративным пренебрежением к ее чувствам и эмоциям. Медовый месяц закончился полтора года назад, но вообще-то он никогда и не начинался. Между ней и Джонатаном никогда не было того сладкого, волнующего притяжения, которое она впервые испытала пять лет назад с Люком Бейнбриджем, фотографом, куда-то пропавшим незадолго до ее замужества. Когда она потеряла Люка, ее жизнь словно померкла, она чувствовала себя покинутой, ненужной и никому не интересной. В тот момент Освальд и свел ее с Джонатаном. Он показался ей красивым, сильным, мужественным — настоящим джентльменом, которому она могла бы доверить свою судьбу и открыть сердце, но она даже не подозревала, насколько он чужд сострадания и сочувствия. Она вышла за него замуж и стала ощущать себя еще более одинокой и отверженной, чем прежде.
Бесшумно ступая в своих кожаных розовых домашних туфлях по лакированному паркету, она прошла через большой зал, отделанный бледно-зелеными панелями, и поднялась по лестнице в спальню. Там она остановилась перед огромным зеркалом рядом с дверью ванной и медленно спустила с молочно-белых плеч шелковый халат. Она придирчиво изучала свое отражение, касаясь пальцами шеи: нет, морщин не видно, нет ни складок, ни второго подбородка, даже намека на него, и волосы все такие же блестящие и густые, с золотистым оттенком. Кожа у нее была нежная и гладкая — не всякая семнадцатилетняя девушка могла бы похвастаться такой, — а ведь ей исполнилось тридцать семь. Не так уж много, но ей все же пришлось прибегнуть к ботоксу, чтобы сохранить молодость.
Она была привлекательна, свежа и изящна. Может быть, глаза выдавали ее истинный возраст, но фигура, которую она унаследовала от матери, останется безупречной и в сорок. Ей было чем гордиться. Венис провела рукой по подтянутому животу. Если бы только у нее была нормальная семья, настоящая семья. Ребенок мог бы улучшить отношения с Джонатаном, сблизить или по крайней мере упрочить их узы. Но ее попытки забеременеть ни к чему не приводили, в их доме так и не появилось желанное дитя, а между тем время шло и она старела. Да, она знала, что среди ее знакомых были женщины, которым без труда удалось зачать и родить почти в сорок, но ей почему-то не везло. А ведь она так мечтала, что они будут приезжать в Хантсфорд с детьми. И разве она многого хотела — каждая женщина мечтает о ребенке; отчего же судьба так жестока к ней?
Приняв душ, она вернулась в спальню, где на постели уже лежало приготовленное белье. Она выбирала его с особым тщанием, по старой привычке, когда работала ассистентом в «Вог» и проводила целые дни в гардеробах, готовя коллекции. За десять лет она стала хорошо разбираться в дизайне интерьеров, могла с ходу решить, как лучше оформить помещение и что нужно в нем изменить и улучшить. Но к сожалению, с одеждой все обстояло иначе — подобрать туфли и сумку к костюму по-прежнему было для нее нелегкой задачей.
— Ты готова? — раздался голос Джонатана из-за двери. — Гавейн уже ждет.
Венис застегнула кашемировое пальто и, взяв сумку из кожи питона, поспешила вниз, где у подъезда в сером «ягуаре» их ждал шофер.
— Поехали, — сказал Джонатан. — Через Найтбридж, так быстрее.
Он откинул голову на обтянутую светлой кожей спинку кресла и провел рукой по волосам. Золотое обручальное кольцо блеснуло в лучах солнца. Опуская руку, он случайно задел шею жены и тихо произнес:
— Извини, дорогая.
Венис оцепенела — она никак не могла привыкнуть к его манере вести себя с ней: то он холодно отталкивал ее, не обращая внимания на ее страдания, то вдруг стремился вернуть ее расположение, галантно ухаживая за ней в течение нескольких минут — не более. Он наверняка применял к ней тот же метод, что и к своим подчиненным, — характерный метод кнута и пряника, на котором зиждилась его бизнес-школа.
Она резко отвернулась к окну, чтобы скрыть от него стоявшие в глазах слезы.
Чтобы доехать до гинекологической клиники доктора Вивьен Райз-Джонз, требовалось чуть меньше получаса. Здание было выкрашено классической белой краской, а за бордовой входной дверью царила сумрачная строгая атмосфера, почему-то больше наводившая на мысли о библиотеке, нежели о медицинском учреждении. Венис вошла туда с чувством ужаса. Она была готова услышать самый неблагоприятный прогноз.
Читать дальше