Виктория Ростокина - Счастье в кредит. Книга 2

— Да! — в один голос ответили профессор и Ирина, только в возгласе отца звучала радость оттого, что Виана угадала, а у дочери — недоумение и досада.

— Ничего, — успокоила Виана. — Микроинфаркт — не самое страшное в жизни. И микроинфаркт — тоже. Немного поработаем — все как рукой снимет.

Неожиданно она добавила:

— Начнем с сигары.

Мартынов испуганно глянул сперва на дочь, потом на Виану: не шутка ли это?

Виана не шутила. Она действительно достала из крошечной бархатной сумочки, украшенной золотым шитьем, самую настоящую темно-коричневую толстую сигару.

Ирина протянула:

— Та-ак…

Профессор сделал рукой отталкивающий жест:

— Нет-нет, я не курю. Я пообещал. Сигары — тем более.

Виана вскинула на него удивленные глаза:

— Курить? Что вы, Владимир Константинович. Мы не курить собираемся, а прижигать.

— Ай! — вскрикнул Мартынов.

Как и подобает каждому настоящему мужчине, он боялся физической боли.

Он уже представил себе, как в комнате едко запахло жженой кожей, а по всему его телу вздуваются пузыри: ожоги третьей степени.

— Может, отложим? — робко попросил он. — Ириш, попроси отложить, а?

— Нет уж! — жестко сказала Ирина. — Разбирайтесь тут без меня. Сами. Нужно жечь — пусть жжет.

Она вышла, и вскоре хлопнула входная дверь.

— Обиделась, — с горечью произнес профессор. — Виана, вы простите ее. Она со мной так намучилась, что нервы сдают.

— А какой из этого вывод? — с хитрецой спросила Виана.

— А какой? — не понял Владимир Константинович.

— Очень простой: надо поскорее поправляться, чтобы не мучить своей болезнью собственную дочь. Так что не капризничайте, будем прижигать.

— Ммм… Ну ладно.

Виана с улыбкой протянула ему сигару:

— Да не бойтесь! Понюхайте, как пахнет приятно!

Профессор с некоторым недоверием поднес к носу длинный коричневый цилиндрик и вдохнул.

Что это? Какой знакомый запах. Кажется, доносится он издалека, из самого детства. И напоминает о чем-то родном… Может был», о бабушкиных руках… Да, да, именно так они и пахли, огрубевшие, потемневшие, в трещинках. Добрые руки…

— Полынь? — нерешительно предположил он.

— Ну конечно. Артемизия абстинциум. Полынь горькая. Обыкновенный наш сорняк.

Как бы не так! Для профессора это был вовсе не сорняк. Это были его детские годы, благодатное время летних каникул, когда не надо вставать в семь утра с мыслями о ненавистной арифметике. Это был бабушкин деревенский дом. Родители каждый год привозили туда мальчика Вовку, страдавшего малокровием. И бабушка Полина поила его горьким, пахучим отваром из этой самой полыни. А пучки травы висели, высыхая, под потолком кухоньки. И любая деревенская трапеза его детства сопровождалась, как обязательной приправой, этим сильным терпким ароматом.

— Пей, внучек, не смотри что горько, — уговаривала баба Полина. — Зато вырастешь богатырем, никто с тобой не сладит.

Голодное, военное детство с привкусом полынной горечи…

Артемизия… Сорняк…

Теперь из листьев этого сорняка свернута сигара, которая должна, обязательно должна поставить его на ноги.

— …Богатырем станешь, никто с тобой не сладит… — неумирающий голосок прошлого.

Виана терпеливо ждала.

Профессор переспросил ее для верности:

— А богатырем стану?

— Непременно! — ответила она и, улыбнувшись, добавила, совсем как баба Полина: — Никто с вами не сладит!

Тогда профессор решился и распахнул грудь:

— Жгите!

Вопреки ожиданиям, было совсем не больно.

Виана просто держала огонек сигары над определенной точкой тела, даже не касаясь кожи. Правда, горячо немножко…

Но, наверное, от близости этого прекрасного смуглого лица в груди и без того было бы горячо…

Дым от полынной сигары заволакивал черты Вианы, и от этого они казались еще таинственнее… Глаза… черные? Или темно-синие? Меняются… Губы, полные, яркие, чуть приоткрытые… Она сосредоточена. Не надо отвлекать ее вопросами. И самому не надо отвлекаться, только смотреть, смотреть на эту женщину…

— Достаточно на сегодня, — сказала Виана.

Оглянулась и, не увидев пепельницы, загасила огонек прямо двумя пальцами. И не обожглась. Ведь обжечься может только обычный, земной человек…

С этого дня она стала бывать у профессора ежедневно. Приезжала на рассвете, уезжала к полуночи.

Ночевать, правда, не осталась ни разу.

Ирина была совершенно освобождена от своих обязанностей: Виана была при ее отце не только лекарем, но и нянькой, и сиделкой, и поденщицей. Она взвалила на себя и кухню, и приборку, даже стирку.