Ирина Меркина - Всё как есть

— Вижу. Давай заедем в Ясную?

— ???

— Я говорю: заедем в Ясную Поляну.

— Придется делать круг, — сказал он осипшим голосом.

— Значит, сделаем круг, — сказала я.

Когда мы добрались до гостиницы, уже стало смеркаться и пошел дождь. Он колотил по оконному стеклу, лился по нему бесконечными потоками, и мне почему-то стало так грустно, что в номере я долго-долго плакала, насквозь промочив Володькино голое плечо. И только на следующий день, когда выглянуло солнце и мы, захлебываясь счастьем, ехали по сияющей утренней дороге ему навстречу, мне стало ясно, что это я прощалась со своей свободой. Я больше не хочу быть одна, я хочу, чтобы рядом был этот большой серьезный мальчишка. Пусть он зудит о своем, изводит глупыми подозрениями и даже — о, ужас! — лезет ночью. Как это ни позорно, но я хочу, чтобы так было.

Не потому, что я боюсь одиночества или еще чего-то там, о чем пишут в женских романах. Я бы спокойно прожила одна еще сто лет, до скончания жизни. Но мне с ним хорошо.

— Кать, ты замужем была? — спросил вдруг Володька.

— Нет. А что?

— А я был. В смысле, женат.

Вот это номер — покруче взятия Зимнего.

— Хочешь знать, кто моя бывшая жена?

Сказать, чтоб я так уж особенно хотела, было бы оч-чень сильным преувеличением. Но если продюсер Брянский начал говорить, его уже не остановишь.

— Только не удивляйся. Это…

И он назвал популярную телеведущую, которую я видела редко, но имя ее было мне, конечно, знакомо.

— Мы вместе учились. Я на операторском, она на актерском. А у нее папа режиссер, хорошая семья. Он и привел меня на телевидение. В общем, знаешь, как-то все казалось правильным.

— А дети у тебя есть? — спросила я с внутренним содроганием.

— Нет, детей нет.

— Слава богу! — вырвалось у меня.

— Почему?

— Потому что, если у человека есть дети, а он ведет себя так, как будто их нет, никогда о них не говорит и вообще… Это ужасно.

— Значит, по-твоему, если дети, то надо всем вокруг рассказывать, какие они замечательные и как ты их любишь?

— Ну да. И как они кушают, и как они какают, и сколько двоек получили. И таскать авоськи с яблоками и йогуртами, и хвастаться на работе купленными платьицами и маечками, и водить их в театры, и жаловаться на дебильные мультики и дорогие игрушки.

— Какой кошмар то, что ты говоришь. Это так ведут себя твои подруги, у которых есть дети?

— Нет, совершенно не так, — ответила я, вспомнив Ирку. — Но это неправильно.

— А я считал тебя феминисткой, — усмехнулся Володя. Непонятно, в шутку это было сказано или всерьез. На всякий случай я решила не обижаться:

— Обзываешься?

— Ага. Нет, серьезно, неужели все до сих пор так и происходит? То, что ты рассказываешь, — это из нашего детства.

— Не знаю, Вовка, у меня ведь не было «нашего детства», — сказала я. — И очень жаль. Детство должно быть всегда одинаковым. Во все времена.

— Ого-го-го, — задумчиво сказал Брянский и замолчал.

Такое впечатление, что наш разговор зашел куда-то не туда, на невесть откуда взявшееся минное поле. Не надо было мне спрашивать лишнее. Разговор о детях мужчина воспринимает как посягательство на свою независимость. Он, конечно, дурак набитый, этот мужчина, но тут уж ничего не поделаешь. Все мужики дураки, во все времена.

— А ты бы хотела иметь ребенка? — спросил он после долгой паузы.

Сейчас рванет, подумала я. Спокойно, без паники, сапер ошибается один раз. Постарайся этого не сделать.

— Как тут можно хотеть или не хотеть? Дети приходят в этот мир, когда они сами хотят. Это нам кажется, что мы их хотим, планируем, рожаем.

— Почему кажется? Так и происходит. Хотим и рожаем. Или не хотим и не рожаем.

Сапер все-таки ошибся. Я хотела увести беседу в безопасную область философских рассуждений: мол, не собираюсь я тебя окручивать и от тебя рожать, ничего такого у меня в мыслях нет. Потому что именно так мужики реагируют на «детские» темы. Но оказалось, что Володька — о своем, и на это свое, больное и взрывоопасное, я наступила со всего размаха.

— Моя жена не хотела раньше времени иметь детей. Она только начинала карьеру, ее пригласили на канал… В общем…

— Она сделала аборт?

— Да. Но сначала она нашла противозачаточные таблетки. Для меня. Потому что ей сказали, что женские контрацептивы вредны для здоровья.

— Чушь.

— Может быть, и чушь. Но так считала ее мама. Поэтому я пил какую-то заморскую гадость, страшно дорогую, и толстел от нее. А потом все равно пришлось делать аборт. Все эти средства оказались фуфлом.