«Я не отдам его никому», — подумала я.
— Я не отдам тебя никому, — сказал он. И наконец я узнала его голос.
Приподнявшись, я заглянула ему в лицо. Это было мое лицо! Лицо, с которого я несколько часов подряд сцеловывала пепел усталости, обреченности, бессмысленности жизни — опустошение. МОЕ золотое лицо, умытое ласками и поцелуями, осунувшееся, как после болезни, усталое, постаревшее, но уже мое — самое любимое в мире.
— Нужно что-то решать, — произнес он. Совсем не так, как говорил раньше Это было незыблемое решение. Закон, который следовало ввести ценой любых забастовок и демонстраций, жертв и репрессий.
— Да, — согласилась я. В моем голосе не было сомнений.
— Ты не вернешься к мужу, — приказал он.
— Да.
— И я расстанусь с Милой.
— Да, — повторила я, нащупывая под подушкой золотую булавку с зеленой бусиной.
Я не колебалась.
— Ой, что-то кольнуло… сердце, — нахмурился Юлий. — Нервы, — привычно добавил он и тут же забыл об этом, завороженный моею улыбкой.
Продолжая улыбаться, я аккуратно вытащила острие из его кожи и вонзила себе в плечо.
На мгновение боль сжала грудь. Я с ненавистью отбросила использованную булавку. Все кончено — теперь мы умрем. Оба.
— Ты любишь меня? — Его губы снова светились изнутри.
— Да…
— Мы больше никогда не расстанемся?
— Нет.
— Я умирал без тебя… умирал. Полная обезжененность организма. Женечка моя, мой Женьшень…
Я ждала.
Ничего не происходило.
— Хочешь секрет? — по-детски спросил он. — Я покупал себе в галантерее крем «Женьшень» за гривну пятнадцать копеек…
— Ты? за гривну пятнадцать?!
— Да, и намазывался им весь, потому что мне казалось — он пахнет тобой…
«Быть может, смерть наступит только через несколько часов?» — подумала я. И обрадовалась этому. Несколько часов вместе с Юликом! Несколько часов счастья, которое больше никогда не сменится горечью, лета, которое больше никогда не сменит зима!
— Позвони жене, скажи, что не придешь сегодня домой, — попросила я. Говоря это, я не чувствовала ревности, зная: этой женщины уже не будет в его жизни. Всю свою оставшуюся жизнь Юлик проведет со мной.
— Хорошо, — кивнул он. — А все остальное я объявлю ей завтра.
Он взял трубку и быстро набрал номер:
— Алло, Мила, это я… Как кто? Я, Юлий!
На его лице появилось удивление.
— Не понял, — произнес он оторопело. Затем ошеломленно посмотрел на меня.
— Что случилось?
— Мила повесила трубку. — Его изумление было почти смешным.
— Рассердилась?
— Нет… Фигня какая-то. — Он недоуменно пожал плечами. — Она сказала, чтобы я не валял дурака, потому что ее муж, Юлий, только что пришел домой. Я ничего не понимаю… А ты?
— А я… я… Господи, не может быть!
Вырвав трубку у него из рук, я судорожно дернула из шкафа телефонный справочник.
Книги и журналы, кувыркаясь, посыпались на пол…
— Алло? Аэропорт? Пять минут назад улетел самолет в Москву. Я могу узнать, села ли в него Евгения Кайдановская? Очень срочно! Очень!!! Хорошо… переключайте… жду…
Трубка взвыла сентиментальным «Полонезом Огинского».
И я знала, кто прощается со мной! Знала ответ, который должна услышать.
— Спасибо… — тихо поблагодарила я. — Нет, ничего. Просто боялась, что она опоздала на самолет.
Сны, думала она, бывают очень опасными…
Агата Кристи
— Спокойной ночи, суслик.
— Спокойной ночи, дорогой.
Я заснула, обняв его широкую надежную спину…
И приснился сон.
Река с крутым высоким берегом. Железный мост, похожий на все киевские мосты через Днепр. Но это был не Днепр, не Киев и не город — волшебное, неизвестное мне место, которое я почему-то знала наизусть.
Я не знала, где оно находится, не знала, что за сильная река со стремительным течением проносится мимо, но само это место было ужасно знакомым и родным. На мне было белое платье. Рядом — подруга моего детства, которую я не видела пять лет, с тех пор как мы окончили школу. Шел дождь, вертикально ровный, сверкающий серо-серебряными нитями. И мы с подругой танцевали под мостом на белой песчаной, уходящей в воду косе. И, танцуя, я расчесывала под дождем свои распущенные, мокрые волосы до пояса, свершая некий неведомый мне колдовской ритуал. И хотя я не видела его, я точно знала, кого хочу приворожить — человека, любовь к которому не давала мне замерзнуть под холодной дождевой водой. Согревала меня сорокаградусной страстью, делая мое тело горячим, безудержно веселым и сумасшедшим.
Читать дальше