Ануш Варданян - Не ссорьтесь, девочки!

— Это смотря сколько жира, — алкаш мстительно усмехается.

— Прокляну, — обещает Нонна.

— А я в это не верю.

— Зато я верю. Ой, да не дышите на меня, не смотрите! Мне нельзя на некрасивое смотреть.

— Беременная, что ли?

Нонна раздраженно фыркает:

— Фея. Нам на некрасивое нельзя. Посмотрю на некрасивое, сразу черствею душой.

Алкаш обеспокоенно глядит по сторонам, ища поддержки у сограждан:

— Странно, что ты еще не окаменела…

Нонна отходит и снова заглядывает в кошелек, словно за это время там могли завестись деньжата. Алкаш, сжимающий в кулаке мелочь, презрительно толкает ее и высыпает перед продавцом звенящую горсть монет.

— Что? — гремит аптекарша.

— Что-что?! Сжигатель жира, млять. Настойку овса!

— Девушка, я сейчас вернусь, — обещает Нонна и под шумок выходит из аптеки.

Сейчас Юля рыжая. Вчера она была в синих перьях, а позавчера охристых тонов. Уже много лет она не могла решить, какой цвет ей к лицу. Она не знала, какой она себе больше нравится: брюнеткой, блондинкой или все-таки рыжей. Как и не могла понять, кем ей быть — активной лесбиянкой или последовательной гетеросексуалкой. За свои тридцать четыре года Юля так и не поняла разницы между Пушкиным и Губерманом, Чайковским и мюзиклом «Notre Dame de Paris». Возможно, ей одинаково нравились и Губерман с Чайковским, и Татьяна Доронина с Гретой Гарбо, но Юля не могла объяснить почему. От этого казалось, что у нее никакой жизненной концепции, что было недалеко от истины, но не совсем так. Со стороны можно было подумать, что земной путь Юли — тотальный эксперимент, но и это было далеко от правды. Просто Юля не была уверена в себе, в отличие от своей мамы, которая была женщиной боттичеллиевской красоты и сталинской воли, что и позволило ей сказочно разбогатеть на заре новых экономических отношений. Мама уже десять лет жила за границей, умудряясь и оттуда руководить жизнью дочери. А Юля только одно знала наверняка — она ненавидела Рубенса. Этих жирных теток и мужиков с необъятными ляжками. Все остальное вызывало головную боль и легкий туман перед глазами.

Сегодня Юля рыжая. Она умело наносит татуировку на отменной лепки мужской бицепс. Кожа рефлекторно реагирует на прикосновения инструмента. И губы Юли, находясь очень близко от кожи мужчины, при малейшем дискомфорте дуют на поверхность татуировки. Обладатель бицепса — известный рок-музыкант, находящийся в зените славы. Несмотря на то что на нем места живого нет от разнообразных нательных изображений, что говорит о большом опыте по перенесению этой операции, он все же вцепился в поручни кресла, будто ему вот-вот вырвут зуб. Юля осторожно, но твердо орудует инструментом и дует на «больное место». Новая композиция клиента-музыканта вот-вот разнесет хриплый старенький динамик Юлиного магнитофона.

Сквозь сжатые зубы музыкант цедит:

— Звукорежиссера зарежу! Вот послушай, послушай… Вот это место. Сейчас будет…

В комнате раздается яркий музыкальный проигрыш, но мужчина обрушивает тяжелый кулак на подлокотник кресла.

— Я ему велел басы поджать. Козлина!

— Да нормально, — тянет Юля, активно пережевывая ком жвачки.

— Что, правда ничего? — музыкант на радостях приподнимается.

Юля легким движением руки укладывает музыканта обратно в кресло:

— Спокойно, парень…

«Как дети, честное слово», думает она. Вот если бы ее сомнения кто-нибудь мог так легко развеять.

Сквозь грохот тяжелого рока едва различимо доносится телефонный звонок. Некоторое время Юля игнорирует его, заканчивая сложный виток татуировки. Наконец она берет трубку.

— Да?..

Она слушает длинную тираду на другом конце провода, а затем бросает короткое: «Иду!».

Она хлопает музыканта по плечу:

— Подожди меня, парень. Начальство вызывает.

Выбравшись из полуподвального «Тату-салона», Юля поднимается по мраморным ступеням к роскошной двери, возле которой в стену ввинчена гигантская медная табличка: «Модный салон „Воропаев“». Юля приклеивает жвачку к букве «В» и лезет в сумку за новым пластиком.

От центрального входа через зал, где из невидимых динамиков льется приятная джазовая музыка, где вывешена дорогая одежда модного дома «Воропаев» — шарфы и экзотические кожи, мимо элегантных кресел с гнутыми ножками и стильных фотографий с изображением манекенщиц, единственной одеждой которых служит затейливая раскраска боди-арт, по направлению к служебным помещениям бодро идет Юля. В такт шагам подпрыгивает ее огненная шевелюра. Она сосредоточенно перемалывает жвачку.