Кира Буренина - Свет в твоем окне

Счастливее момента в моей жизни не было. Спустя неделю золотой ободок вновь засиял на пальце моего возлюбленного.

«Понимаешь, — уныло поведал мне Паша, — помирились мы с женой. Но это ничего, я же все равно с тобой».

Все во мне как бы оборвалось. Не скажу, что расставаться с Пашей было легко: во мне до сих пор что-то отзывается, когда я вспоминаю о нем. И вот когда мне было невыносимо тошно и хотелось умереть, на улице ко мне подошел молодой человек: «Девушка, отчего вы такая красивая?» «От сырости», — сгрубила я.

Так вошел в мою жизнь Коля. А потом вломилось и его семейство.

— Как это? — не поняла Алиса.

Жанна нервно закурила:

— У любви разные лики. Мы живем в одной квартире с матерью и теткой мужа, они родом из маленького провинциального городка. Это другая планета, там иной ритм жизни, иной менталитет, иные традиции. И что самое удивительное — за двадцать лет никто из этой семьи ни на йоту не отошел от них, не стал по-настоящему москвичом. Они даже говорят до сих пор с южно-русским акцентом. В нашем доме все так патриархально, так заскорузло. Я не понимаю их, а они меня. Я не имею возможности прилечь после работы — если ты не больна и на дворе светлый день, ты должна быть на ногах и суетиться по дому. Бесконечное броуновское движение — консервирование, побелка потолков, шитье наматрасников, какие-то подсчеты, разборка рухляди. Все время кто-то останавливается у нас, надо ехать на вокзал, кого-то встречать, что-то передавать. Каждый выходной я, как все обычные тетки, надеваю леггинсы, старые ботинки и куртку и отправляюсь на ближайший оптовый рынок за продуктами. Пища в нашем семействе — святое дело.

Жанна сморщила свое лисье личико.

— Вот почему я мотаюсь по всем городам и весям вслед за Президентом, берусь за любые программы, только бы не видеть всего этого. А бросить их не могу — мужа люблю, хоть и вышла за него очень поздно. Все выбирала. Вот и выбрала. Не думай — он у меня такой замечательный, только немного слабохарактерный. — Она яростно загасила окурок в пепельнице.

Алиса почувствовала себя неуютно — что значат ее проблемы по сравнению с жизнью Жанны! Видно невооруженным глазом, что она любит своего мужа-тюфяка. Неужели любовь — это главное?

— Все просто, дорогая моя. — Словно отвечая на ее мысли, Жанна похлопала подругу по руке. — Задай себе один вопрос: любишь ли ты его? И если что-то внутри тебя скажет «да», то действуй. Мужчина и женщина — это две створки раковины, которые взаимно притягиваются друг к другу. Только тогда родится прекрасная жемчужина — любовь. Каждый должен чем-то жертвовать ради другого, даже самым дорогим и сокровенным. Представь: между вами двумя протянута тонкая нить, и если один начинает эгоистично наматывать ее только на свое веретено, что от нее останется? Пустота, рутина, скука и поиск развлечений на стороне.

Жанна допила сок и поднялась из-за стола.

— Ну, у меня эфир, — извиняющимся голосом произнесла она, — мне пора.

— Да-да. — Алиса расплатилась и поспешно поднялась вслед за ней. — Я провожу тебя до студии, ладно?

Жанна кивнула, и они молча вышли на улицу. Не проронив больше ни слова, они дошли до здания студии.

— Ну, давай прощаться. — Жанна остановилась у входа.

— Спасибо тебе, — Алиса поцеловала Жанну в щеку, — ты мне так помогла!

— Да ладно! — отмахнулась Жанна и потянула тяжелую дверь на себя. — Да… — внезапно она отпустила дверь, и та захлопнулась с утробным звуком, — насчет газеты… Я слышала, ты ушла из нее…

Алиса кивнула.

— Не могу судить, правильно ты сделала или нет… Только если ты сама ее отдала в чужие руки, никто, кроме тебя, не сможет вернуть ее обратно. Если ты, конечно, этого хочешь. — И она скрылась за массивной дверью, оставив Алису в полном недоумении.

Легко сказать «вернуть». Да, Алиса раскаивалась в своем импульсивном поступке. Но что теперь делать? Не приставишь же к виску коварной Милы пистолет — верни мне газету! Да и не она это решает. Ехать к Павлу Игнатьевичу с повинной, мол, возьмите меня назад? Алиса постаралась представить себе эту картину. Ах как будет это по сердцу коммерческому директору, как улыбнется он своей язвительной улыбочкой и скажет: «Два — ноль, Раевская». Нет, ни за что не поедет она к хозяевам газеты, не станет перед ними унижаться! Если бы произошло какое-нибудь чудо!

И Алиса честно старалась держаться. Каждый день она сидела по четыре-пять часов у компьютера, работая над книгой, упорно отгоняя от себя мысли о газете. Но они все равно лезли в голову. То вдруг она бросала взгляд на часы и спохватывалась — пора проверять работу верстальщиков, а потом одергивала себя: «Забудь, редакция теперь сама по себе, а ты сама по себе». То в процессе работы вдруг задумывалась над новой рубрикой, да так и застывала с поднятыми над клавиатурой пальцами. Работа над книгой о журналистской братии увлекала ее, но не настолько, чтобы полностью забыться и отречься от газеты. Алисе не хватало той карусели неотложных дел, которые стали такими привычными за последние полгода. Ей часто звонили сотрудники редакции, спрашивали о делах, выражали свое сожаление. Алиса сухо отвечала, клала трубку на рычаг, а потом бесцельно подолгу смотрела в окна напротив. Никита упрямо молчал. Ксения Александровна звонила, но разговор с ней не клеился. Обе женщины чувствовали неловкость и не знали, как ее преодолеть. Братья Артемьевы, не подозревая о случившейся с ней беде, спокойно отдыхали где-то в Венгрии, параллельно консультируя съемки фильма, который ставили по мотивам одного из их шедевров.