Кэрри Лонсдейл - Прошлым летом [litres]

Он отошел и выглянул в окно.

– Нормально.

– А расследование?

– Закончилось, – сказал он, поворачиваясь к ней спиной. – Слава богу.

– О! Здорово! – Она хотела бы знать об этом. Хотела бы быть в этот момент с ним, отпраздновать вместе. – И что вы обнаружили? Но если ты не можешь сказать, ничего. Я понимаю. Корпоративная солидарность и все такое. – Она сложила руки на груди.

Он потер рукой затылок.

– Я бы хотел тебе сказать, но…

– А ты можешь сказать, почему твой отец хотел вытеснить тебя из дела? – вырвалось у нее. – Можешь сказать, почему не пригласил их на нашу свадьбу и не поздравляешь с Рождеством? Почему они даже не звонят на твой день рождения?

– Элла, – сказал он слегка раздраженно.

– Извини, – она резко выдохнула. – Я не так хотела начать этот разговор. – Сделав глубокий вдох, она сосредоточилась. – Я хотела рассказать тебе две вещи о себе. Одну из них я должна была сказать, как только мы начали встречаться.

– А почему не сказала? – спросил он с любопытством.

– Видя, как моя мать обращалась с моим отцом – она была чересчур честной насчет того, что думала, и это их погубило, – я боялась. Я думала, что, если буду честной с тобой, это нас разлучит. Но теперь, я надеюсь, моя честность сделает обратное. Вернет нас друг другу.

Дэмьен засунул руки в карманы.

– Хорошо. Я слушаю.

– Я не была правдива, когда ты спросил в первый раз, хочу ли я детей. Я сказала, что нет, потому что боялась, что если я скажу «да», ты не захочешь быть со мной. А я уже любила тебя. Я решила, что смогу отказаться от мечты иметь детей, если взамен смогу прожить свою жизнь с тобой.

– Но ты не отказалась. Ты до сих пор хочешь детей.

– Да, и я должна сказать тебе почему. Помнишь, я рассказывала тебе про Грейс?

– Которая покончила с собой?

– Да. Возможно, это прозвучит глупо. Когда мы были маленькими, мы играли в семью. И мы договорились, что, когда вырастем, назовем дочек в честь друг друга. Я никому не говорила об этом, но Грейс оставила мне записку. Я нашла ее под подушкой. Она спрашивала, помню ли я наш договор. И потом написала: «Пожалуйста, назови свою старшую дочку в честь меня, чтобы я знала, что ты меня не забудешь».

– Я никогда не смогу забыть Грейс. Но я чувствую себя виноватой в ее смерти и я всегда хотела исполнить ее желание.

Дрожа, Элла перевела дыхание и почувствовала, что по ее щекам бегут слезы.

– Эл, – сказал Дэмьен сочувственно. Подойдя к ней, он положил ладонь ей на щеку и вытер ей слезы. Она прижалась к его руке. Было так хорошо вновь ощутить его прикосновение. Он открыл рот, и она предупреждающе подняла палец.

– Мне нужно признаться еще в одном.

Дэмьен опустил руку.

– Я не просто хотела забыть Натана. Я пыталась забыть, что хотела иметь детей.

Дэмьен отступил на шаг и нахмурился.

– Как ты это выяснила?

– Мне сказала Дейви. Наверное, я упомянула что-то такое в больнице. Думаю, я считала, что могу решить наши проблемы, если не буду хотеть детей, как ты. Но вместо этого я все испортила и все смешала у себя в голове. Я забыла не то, вот как Саймона. Я никогда не захотела бы забыть его. Я страшно жалею, что устроила нам все это. И я жалею, что изменила тебе. Я не хотела причинить тебе боль. Но я клянусь, что этого больше не случится.

Дэмьен помолчал несколько минут, и Элла уже боялась худшего. Она хотела детей. Он хотел их с Анной. Захочет ли он детей с ней? А если нет, то какой смысл оставаться вместе, если им нужно разное?

Но Дэмьен сказал нечто, чего она не могла ожидать.

– У меня был брат-близнец.

– Что? – Она изумленно моргнула.

Он кивнул.

– Я давно должен был тебе рассказать. Бродерик родился первым. Он был любимцем моих родителей. Нам было по четыре года, когда он умер во сне от порока сердца, о котором никто не знал. И всегда, когда я получал за любую контрольную что-то кроме пятерки или не приходил первым в школьных соревнованиях, родители, не скрываясь, поминали моего брата. Они задавались вопросом: не прибежал ли бы Бродерик быстрее, не получил бы отметку выше? Я никогда не мог состязаться с этим воображаемым Бродериком. Я провел все детство, борясь с мертвым братом за родительское признание.

– Как они могли так с тобой обращаться?

– Когда родители нашли Бродерика, я спал в его кровати. Я думаю, им было проще обвинить меня, чем признать, что у их идеального ребенка был врожденный дефект.

– Они же не думали, что это ты его убил?

– Нет, ничего такого. Но иногда они вели себя так, что мне казалось, будто думают. Но я помню своего брата. Я видел фотографии. Я его любил и никогда бы не причинил ему зла. – Его голос дрогнул.