— Спасибо, Морис. А как же твоя работа?
— Работа подождет. Где мы встретимся?
— Если не возражаешь, в Люксембургском саду.
— Чудное место! Во сколько?
— Буду ждать тебя около фонтана в одиннадцать утра.
— Ты, как всегда, оригинальна!
Я почувствовала, что Морис улыбнулся.
— Назначаешь свидание утром.
— Разве плохо?
— Да нет! Даже забавно! Как будто мы — два школьника-подростка.
— Наверное, я еще не отошла от школы.
— Вот за это тебя и люблю.
Сладкая истома пробежала по телу, и я тихо ответила:
— Целую.
— Ты — в Париже! Как я рад!
«Я не заслуживаю такого счастья! — думала я, шагая по дорожке Люксембургского сада. — Такое счастье бывает только в романах».
Я прижалась к Морису и вздохнула. Его бархатные глаза ласково посмотрели на меня, и зело залил новый поток тепла. Казалось, с этим теплом в меня вошло дыхание нагретой земли. Оно подрумянило щеки, приподняло волосы, включило невидимую подсветку в глазах.
— Ты такая хорошенькая! — прошептал Морис. — В твоих глазах отражаются облака и солнечные блики.
Я замерла. Хотелось задержать этот миг, запомнить его, сохранить.
«Это нереально! — проснулась во мне прежняя мысль. — Говорю тебе, здесь что-то не так».
Мысль встрепенулась в потоке тепла, пульсировавшего в голове, и попыталась отвоевать себе необходимое пространство.
«Молчи, прошу тебя! Ты же чувствуешь, мне хорошо!»
«Против поцелуя — не возражаю, — огрызнулась мысль. — Прошу тебя об одном: будь осторожна! Ты же не девочка, в конце концов! Тридцать семь лет! Разве можно так расслабляться!»
«Может быть, тебя устраивает мое одиночество?» — возмутилась я.
«Одиночество меня не устраивает! — стала оправдываться мысль. — Я просто волнуюсь. Кому, как не мне, знать твою доверчивость. Не побоюсь этих слов, но прямо «детский сад», честное слово! Посмотри на Мориса. Кто он такой? Немного француз, немного русский. Хотя что я говорю! Какой он русский? Внук русской эмигрантки! Он же весь пропитан французским гламуром! Бульвары, кафе, шансон, вино, женщины, комплименты! Тем более, по профессии он — гид. А что это значит, не догадываешься? Огромное количество выигрышной информации — это раз! Общение с людьми, приехавшими отдыхать и поглощать эту информацию, — два! И три, если хочешь, — напускное обаяние и множество ничего не значащих слов!»
«Как ты надоела! Сколько я себя помню, ты всегда мне что-то советуешь, чему-то учишь! Складывается впечатление, что в голове, кроме тебя, нет ничего другого. Прямо деспот! Кажется, что ты задвинула в угол все и вся и считаешь себя главным моим советником. Я устала от тебя! Понимаешь, устала! Если не чувствуешь, что мне хорошо, скажу тебе следующее: «Будь добра, исчезни! Дай насладиться этими минутами!».
Я открыла глаза и увидела перед собой губы Мориса. Посреди нижней губы притаилась маленькая симпатичная ямочка. Казалось, в ней сосредоточилась вся чувственность Парижа. Ямочка излучала любовь и страсть, она обещала наслаждение. Это было именно то, чего мне не хватало всю жизнь. Разве могла я прислушиваться к старой мысли, которая только и делала, что внушала:
«Будь осторожна, осмотрительна! Не доверяй своим чувствам!»
«Почему я не должна доверять чувствам? Что в этом плохого? Мне — тридцать семь, а настоящей любви так и не было. А она ходила где-то рядом, касалась своим шлейфом кого угодно, только не меня. Люди, попавшие в ее плен, наслаждались, страдали, возносились до звезд и падали в бездну. А что делала я? Учила языки, античную мифологию, историю русской литературы; сдавала экзамены, поступала в аспирантуру, учила детей. А дальше? Дальше — пресная жизнь с человеком, напичканным математическими формулами».
— Какие удивительные у тебя глаза! — услышала я глухой голос Мориса. — В каждом из них блестит маленькая искорка. Кажется, будто на утреннем небе мерцают две звезды. Они уже готовы уступить место солнцу, но есть еще несколько мгновений. Звезды с любопытством смотрят на просыпающийся мир и говорят друг другу: «Как интересно и как опасно! Можно было бы спуститься, рассмотреть, что происходит на Земле, но… Как-нибудь в другой раз!» Они как будто боятся чего-то.
— Боятся? Чего же им бояться?
— Наверное, новых впечатлений.
Морис провел пальцами по моим ресницам.
— Вот и реснички им помогают. Они образуют надежную защиту от солнечных лучей, от взглядов, от…
Морис замолчал и поцеловал мои глаза: сначала один, затем другой.
Читать дальше