Анна Шехова - Поколение влюбленных

Последний раз меня вывозили на природу родители, три года назад. Тогда друзья семьи, Перцевы, пригласили нас собирать лесную клубнику.

После этого случая я дала себе слово всеми способами избегать подобных поездок. Всю ночь нас безжалостно ели комары, несмотря на то что с головы до пят мы обмазались вонючей антикомариной мазью. Из-за ее мерзкого запаха, пропитавшего палатку, я так и не смогла уснуть. А вот комаров она, похоже, не заботила, поскольку они надсадно гудели у меня над ухом до рассвета. Днем, когда началась жара, они исчезли, но им на смену тут же налетели тучи огромных, жутких оводов…

Но когда мы с Матвеем и Анечкой вышли из дачного поселка и по натоптанной тропинке углубились в чащу сосновых и березовых стволов, та неудачная поездка сразу померкла в моей памяти. Я вдохнула воздух, ощутила запах нагретой солнцем травы, коры деревьев, смолы, покрова из прелой листвы, хвои и всего того, что составляет хмельной, теплый, обволакивающий аромат леса, и вместе с выдохом сказала:

— Как давно я не была в лесу…

— Я тоже, — сказала Анечка, с восторгом оглядываясь.

Она не переставала улыбаться с того самого момента, как мы вышли из автобуса и начали разыскивать Рябиновую улицу и дом с зеленой крышей.

— Это еще не лес, — усмехнулся Матвей, — вот дальше будет настоящий лес. Если вам своих ног не жалко.

Ног нам было не жалко, и тогда Матвей заставил нас свернуть с нахоженной дороги и пойти напролом через огромную поляну — любимое пастбище коров из соседней деревни.

Трава здесь была местами высокая и мягкая: полынь, зеленые сочные ветки с резными листиками, шишечками, цветочками; местами — короткая и жесткая, как тонкие гибкие лезвия. Кое-где траву уже скосили, и теперь на этих проплешинах рыжими кучками лежало сено. Когда мы сделали привал, то сгребли эти мелкие снопы в одну копну и расстелили сверху покрывало. Получился отменный диван.

За сенокосом началась полоса высокой и жесткой травы: плоские бледно-зеленые полоски словно были вырезаны из бумаги с режущими краями. Они царапали ноги, и вспотевшую кожу тут же начинало саднить. Но это не раздражало, словно горящая кожа была не помехой, а лишним напоминанием о том, что тело еще живое и способно чувствовать.

На какую бы поляну мы ни выходили, везде были цветы. И везде — разные. Словно каждое растение выбрало в этом лесу себе место по вкусу. Я никогда не увлекалась ботаникой и не знала большинства названий, но Анечка бежала впереди и радостно кричала:

— Гляньте, какая пижма! Просто заросли!

Или:

— Посмотри — дикая гвоздика! Чудо какое!

Мелкие ярко-сиреневые цветы с резными лепестками виднелись издалека. Ярко-оранжевые соцветия пижмы тоже светились, как огоньки, среди пестро-зеленого волнистого пространства. Оно казалось волнистым из-за множества мелких пригорков и впадин. Во впадинах трава была выше и мягче. Здесь расправлял темно-зеленые листья папоротник, под березами ютились мясистые лопухи, взмывали вверх огромные салатные метелки хвоща. На пригорках трава была низкая изжелта-зеленая и опасная для кожи.

На одной из полян мы нашли еще одни цветы, названия которых не знала даже Анечка. Множество крошечных бирюзовых колокольчиков висели на длинной ветке, и она под их тяжестью клонилась к земле. Казалось странными, что эти голубые бубенчики не звенят.

Когда мы снова вышли из леса на покосные места, то воздух затопил медовый запах донника, к которому примешивался горький аромат полыни. Я вспомнила, что так пахло каждое лето моего детства.

Березы, ивы, тополя, клены, сосны… Особенно хороши были ивы — высокие, ровные, золотистые стволы.

Сквозь пышные заросли береговой ольхи проглядывала вода. Так и тянула окунуться. Обнаружив в одном месте, под обрывом, маленький песчаный пляж, мы не стали ждать другого повода.

На самом деле я не очень люблю купаться. Мне достаточно просто войти в воду, проплыть несколько метров — и я возвращаюсь на берег вполне удовлетворенная. А вот мои спутники оказались любителями. Маленькая гибкая Анечка двигалась в воде как дельфиненок. Быстро и уверенно, красивыми саженками она пересекла реку, помахала мне рукой с того берега и поплыла обратно. По пути она принялась нырять. Ее черная головка с блестящими мокрыми волосами погружалась под воду, и я развлекалась тем, что гадала, где она появится в следующую секунду. Матвей — он тоже плавал хорошо — быстро нагнал Анечку и, поднырнув, дернул ее за ногу вниз. Они принялись бороться, и с берега я слышала Анечкин смех и угрожающее рычание Матвея. И от этого мне вдруг стало хорошо. Я подумала, что Матвей, пожалуй, прав. То, что мы все умрем, не меняет того факта, что сейчас мы живы.