Татьяна Поликарпова - Женщины в лесу

— Ка-а-ак же это не ду-у-мать! — растягивая слова, добродушно-барственно воскликнул физик. — Вот Арам Варпетович как специалист по высшей нервной деятельности скажет…

Но Арам Варпетович, встретив взгляд физика, выразительно двинул своими большими бровями: мол, оставьте ее в покое. Физик понял. Прикрыл глаза в знак согласия и, только чуть запнувшись, продолжил:

— …скажет, что наша дама очень правильно поступила! Как большой психолог! Истерику прекращают именно пощечиной. Это даже художественная литература не однажды фиксировала. Так, доктор?

— Бывает, — коротко отозвался доктор. — Но тут не истерика была. Элементарное хамство. Потому пощечина пришлась в самый раз. Это против хамства лучшее лекарство. Как ладан — черту. Так у вас говорят.

— Ха-ха-ха! Суть вы верно схватили. Только говорят: боится, как черт ладана.

— Ах так, — серьезно кивнул Арам Варпетович. — Буду знать. Спасибо.

— А все-таки хоть и неприлично, а прекрасно… — Журналистка мечтательно вздохнула, оперлась на руку. — Она будто за всех нас отомстила. Ведь и нас он унизил. А мы все зажаты, заморочены. Все можем понять, все простить. Анализируем. Вовремя отступим, уступим, поймем. Привычно, холодно, бескровно! А! Лимфа одна. У нас и оскорбляют так, что не поймешь, то ли комплимент, то ли оскорбление… Потому и жизнь такая вялая. И к любви-то не способны ни дамы, ни господа. Разводы, измены… Все трещит по швам, а ни любви, ни ненависти… А тут вихрь! Горячность. Поступок, черт возьми! — Инна Петровна даже пристукнула легонько по столу, обвела всех взглядом. — Ведь так?

— Да-а, — протянул Леонид Илларионович. — Когда они пошли, я позавидовал этим горным шорцам… Какая у них там, в номере, сейчас буря! Любовь-месть, любовь-насилие, любовь-борьба! В самом древнем, исконном, природном виде! Какое изнурящее, полное опустошение потом… А очнутся чистыми, безгрешными друг перед другом, как новорожденные. И оба сильные, молодые! Э-эх!

— Ого! Как вы меня продолжили! — внимательно посмотрела на него журналистка.

— Глядя на вас, я бы не подумал, какого рода жажду вы испытываете, — улыбнулся ему Арам Варпетович.

— Люблю любовь, — пожал плечами физик как-то подчеркнуто буднично, словно любовь — это что-то вроде салата, за который он принялся. И все, кроме Зои Михайловны, засмеялись. А она оставалась пугающе неподвижной, застывшей. Она и не ела ничего, и даже не сделала заказа.

— Попрошу вас, — обратился доктор к официанту, подошедшему собрать тарелки, — принесите порцию мясного бульона, а лучше супа с картофелем. Если есть. И — поскорее, пожалуйста.

— Не знаю, — лениво протянул официант. — Вечером первых блюд не готовят у нас. Что осталось. Да и то уж холодное. Греть надо. Долго будет.

— А я вас прошу, — улыбнулся доктор очень ласково и прижал руку к сердцу. Но можно было подумать, что и к бумажнику, лежавшему во внутреннем кармане пиджака. — Сделайте все сами. Налейте в миску один половник и — на плиту. Очень скоро получится.

Официант вдруг с готовностью отозвался:

— Я сейчас! — И бодро зашагал на кухню.

А доктор обратился к Зое Михайловне:

— Я для вас заказал. Вам непременно нужно сейчас съесть горячего бульона. Вообще — горячее что-то и питательное. И — жидкое.

Она было вскинула руку, протестуя, но он повторил с нажимом:

— Непременно. Только после этого пойдете к себе и перед сном примете это. — И он пододвинул к ней пачку седуксена. — Там одна таблетка.

Зоя Михайловна хотела что-то сказать, но доктор не дал ей говорить, начав подробно объяснять, почему при такой, как у нее, головной боли — он сказал, спазматической — очень помогает горячий мясной картофельный суп. И пространно объяснил механизм боли. Говорил негромко, мягко, даже чуть распевно, посматривая время от времени то на Зою, то на Инну Петровну своими мягкими, излучающими тепло глазами, и невольно все за столом поддались успокоительному, мерному ритму его речи. Отпускала, рассеивалась судорожность, воспаленность возбуждения, видимо охватившая всех во время недавней сцены.

— А вот и наш супчик! — воскликнул доктор и даже привстал навстречу официанту… — И мы сейчас его с удовольствием скушаем… Вах, дымится… Это вам не холодный чай. Спасибо, добрый человек, — сказал он с чувством официанту, и тот вдруг ответил совсем не уставным голосом, а сердечно и просто, как говаривала, наверное, его бабушка своим гостям в далекой сибирской деревне: «Кушайте на здоровьечко!»